2010-01-12---01-corr-audio_Langinen_Toksovo
|
В студии двое:
Д.М.
и
И.Л.
В кадре:
И.Л.
В кадре:
И.Л.
В кадре:
И.Л.
В кадре:
И.Л.
16,11
И.Л. встал
16,16
И.Л. вышел из кадра
16,20
И.Л. вошел в кадр
16,26
И.Л. сел
16,44
И.Л. встал
16,54
И.Л. сел
16,55
Камера перемещается
за И.Л.
17,05
Камера повернулась
17,07
Постепенный наезд
на И.Л.
17,20
Постепенный наезд
на И.Л.
В кадре:
И.Л.
|
И.Л.: 00,01 Они это помнили.
Они были там, это самое, пасли лошадей в ночную, и когда из горо…
Д.М.: 00,06 Можно сейчас
сначала просто вы представьтесь как, как-бы полностью зовут.
И.Л.: 00,10 А-а. Фамилия
Лонгинен Ино Иванович.
Д.М.: 00:15 Ага. И какой год
рождения?.
И.Л.: 00,17 Тридцать четвёртый.
Тысяча девятьсот тридцать четвёртого года рождения, четырнадцатое ноября.
Д.М.: 00,21 И родились вы
где?
И.Л.: 00,23 Здесь. На месте.
Деревня Киврумяки или может Токсово. Я точно не знаю.
Д.М.: 00,30 Киврумяки
наверно.
И.Л.: 00,32 Да. Это, вот, от
Токсово два с половиной километра. Там сходятся вот эта Токсовская дорога на
полигоне и с Кузьмолу(?). Вот как раз они сходятся здесь наша деревня
и была. Колхоз.
Д.М.: 00,50 Как назывался?
И.Л.: 00,51 А?
Д.М.: 00,52 А как назывался
колхоз?
И.Л.: 00,52 Ой, что-то там…
«Светлый путь к коммунизму» или что-то такое, в таком названии.
Д.М.: 01,05 Большая деревня
была?
И.Л.: 01,07 Ну я толком не
помню. Ну колхоз был, отдельный колхоз. Поставляли(?) государству там.
Выращивали стадо коров было, всё-всё-всё это и работали. Дед был даже этим –
бригадиром. За что просидел полтора года в Крестах. Дед у меня по матери, дед
– не русский. Это раньше детдомов не было, отдавали в семьи финские. Дед и
бабушка выросли в финских семьях. И женились, крестили их в Девяткинской
церкви. А я, как уже отец был финн, мамаша – русская, тогда по отцу, меня вот
уже в Токсовской церкви крестили.
Д.М.: 02,05 Лютеранская?
И.Л.: 02,06 Лютеранская. Это
тогда строго держалось. И насчёт это вот те хоть и выросли детьми, в деревне,
в финских семьях, женились тоже только так, и крестили и всё это в
Девяткинской.
Д.М.: 02:25 То есть женились
на лютеранах.
И.Л.: 02,28 Тогда и,
по-моему, не давали даже, только на своей нации.
Д.М.: 02,33 Только на
финнах?
И.Л.: 02,34 Да… И русские с
русским, с русской. Все эти дети были из Питера, дед и бабушка. Дед был
Фёдоров Иван Фёдорович, бабушка – Пантелеева… э-э… как её… фамилия
Пантелеева.
Д.М.: 03,09 А как они попали
в финскую семью? Кто их отдал туда?
И.Л.: 03,13 При царе ещё. В
Питере очень много детей отдавали, вот это вот, беспризорных, не было
детдомов, отдавали в семьи.
Д.М.: 03,22 Насильно или
добровольно?
И.Л.: 03,24 Нет, отдавали
добровольно. И государство помогало.
Д.М.: 03,28 Ага.
И.Л.: 03,29 Царское
государство, российское. Вот каждой семье, если взял ребёнка выращивать, то с
государства шла помощь. Тогда было настроено получше, чем у коммунистов.
Д.М.: 03,43 Конечно. И вы
получается русские по..
И.Л.: 03,48 Я по отцу финн,
а по матери как русский, но все равно финн, везде финн.
Д.М.: 03,55 Таким образом
отец был с Киврумяки
И.Л.: 03,59 Да. Отец с
Киврумяки.
Д.М.: 04,01 А мама – это…
И.Л.: 04,02 А мама тоже
выросла здесь же в Киврумяках, в семье, в финской семье.
Д.М.: 04,07 Ага, она была…
И.Л.: 04,09 Не, ну бабушка
выросла, бабушка. А мамаша уже тут, и жила там в Киврумяки. Вырсла и работала
в колхозе, и всё. А вышла замуж за отца.
Д.М.: 04,21 А много было
финнов в Киврумяки?
И.Л.: 04,24 А все были.
Д.М.: 04,25 Ну да. Просто
количество людей, примерно, какое было?
И.Л.: 04,28 Ну я точно не
знаю, много вот родственников, однофамильцев. Не знаю родственники или кто. Рядом
деревня большая. Тут Тоскомяки, а там ещё большая деревня. И вот я читал
книгу про этих, репрессированных, кого расстреливали, в тридцать шестом,
тридцать восьмом году. И вот там четыре моих фамилии работали скотниками,
работали там эти, конюхами, и всё равно. Как было поставлено: если семья
живёт нормально, муж с женой, значит, надо было расстрелять. Это было,
отпускалось сверху, на каждую деревню, каждый год десять процентов
расстрелять. Такая система. И финнов, я даже знаю наши вот кто были финны по
национальности, но жили в Челябинской области там, в Казахстане, везде
находили и расстреливали. Ну шло… Вот эту нацию надо было уничтожить. И
даже которые во время войны молодые
мужчины, которые остались после революции ещё живые, в армии были, воевали с
немцем, с немцем воевали, с фронта сняли, с фронта сняли и всех в Челябинск,
вот там этот металлургический завод строили. И там загубили. Там процент если
остался в живых, а так с голоду загубили.
Д.М.: 06,19 То есть
уничтожали.
И.Л.: 06,20 Шло уничтожение.
И так же шло как это мужчины здесь вот уже знакомые рассказывали, которые там
живы остались. Финн из Финляндии много приехало в тридцатом году строить
коммунизм, к нам. Вот вчера только передача, я не смотрел. Очень много
приезжало в Карелию там. И везде вот строить коммунизм. Которые сошли с
корабля, всё, так и остались, а которые поумней, не вышли с корабля, ушли
назад. Вот с финном там работали, уже умирать и всё, этот финн и тот финн,
язык-то один. Наш то этот спрашивает, говорит: «А чё ты американский финн, из
Америки (из Финляндии мигрировали же много там, по всей стране, по всему миру
и сейчас есть), ну вот чё ты приехал сюда в Россию то?». «Приехали коммунизм
строить». «А чего?», «У меня» (он с Канады даже был), говорит, «У меня там
был двухэтажный дом», всё…
Д.М.: 07,34 Мигрировал.
И.Л.: 07,35 Да. И, это
самое, он нам сказал, говорит вот, в России, говорит, каждую неделю, говорит,
золотые часы можно заработать. Они приехали заработать. Ну и попали в этот…
жернова, и их почти всех. У меня как-то в Карелии, после армии был, там
что-то один или двое было из Финляндии, просились, их не пускали назад.
Система была… будь здоров.
08,15 И вот нас увезли
отсюда через Дорогу Жизни, через Ладожское озеро, увезли под Иркутск в Черемхово.
Там высадили, только устроились работать. Там дед похоронен, хотя он в
революцию Колчака гнал до Иркутска. И дед там в Черемхово помер с голоду.
Похоронен в Черемхово. И нас опять всех этих финнов, что отсюда, подхватили и
в Якутию, на Лену. Привезли, от деревни три километра вниз, там деревня вдоль
берега вниз по течению. Левый берег заселён, от деревни двадцать километров,
русская деревня и якутская деревня. И нас двадцать километров от деревни на
берег Лены. И всё, уже осень поздняя. А кто были? Дети, молодые,
четырнадцати, пятнадцатилетние, и мамаши, и бабульки. И взрослых в лес,
лесозаготовкой, а нас ни в школу, с голоду умирали, по дороге умирали, там
умирали с голоду. И вот с сорок первого по сорок восьмой, пока мы не уехали
оттуда с Якутии, расчёт не давали. Война кончилась. А тут когда собирались
(мамаша мне рассказывала) «ничего не берите с собой, тут два месяца и вы
вернётесь все. Немцев отгоним, все вернётесь». И налегке всех и утащили и
всё. В общем, жестоко было, но что сделаешь, как было, так было. Мы с
двоюродным братишкой выжили, а родной братишка, полуторагодовалый, ну голод,
голод, голод, голод, он дотянул до пятьдесят второго года, уже на Урале умер.
Больной, сердце, всё, ну что ж, если изо дня день голод. В Якутии в школу
ходил. Главное туда привезли нас: финны, литовцы, немцы, (репрессированных
всех туда), якуты и русские. И вот это, все эти пацаны только свой язык
знали.
10,49 Здесь вот лютеранская
церковь, за церковью дом строится, тут была двухэтажная школа, финская,
финскоязычная до тридцать шестого года. В тридцать шестом закрыли финский, на
русский перевели. Вот тётушки уже все вымерли, младшая ходила тут, десять
классов кончила, дядька успел пять классов финской и два класса ещё русской
здесь закруглить, а мамаша, и там тётушки – это всё церковно-приходское,
уходили сюда, знаете там ну научили читать, писать, на финском языке, они ещё
финское захватили.
11,36 Ну и пришли в школу, в
школе учитель, ни мы его не понимаем, ни он нас. Три километра вниз оттуда
пешком надо было идти до деревни. Вот эти вот шплинты голодные. Мы два раза
один раз сходили, там турнепс нам дали. Съели по турнепсине, дали с собой,
сил не было дотащить. Два раза сходили, и всё, школа кончилась. Учитель там
был, вроде татарин или что, тот тоже там или ушел, или помер, что-то не помню
такое, всё закрылось – школа, всё.
12,16 Потом нас перекинули
ещё двадцать километров ниже, зиму первую здесь в бараках отзимовали. Шалаши,
бараки, эти, окопы копали ну чтоб не замёрзнуть. Вот кто повзрослей эти
четырнадцати, пятнадцатилетние, эти все уже все в лесу работали, а мы здесь
голодали. И потом перекинули уже ниже по течению за двадцать километров. Там
нашли лес, место хорошее. Шла заготовка леса. По ленд-лизу поставляли в
Америку этот лес. Там лес в Якутии, тут такого леса нет. Там сосны эти, боры.
Идёт сосна одного диаметра сверху донизу. Сверху чуть сучки отпилили, высший
сорт всё. И вот это, всю зиму заготовка шла этого леса. И вывоз на берег
Лены. Здесь штабели, укладывали в штабеля большие. Там поляна большая была,
эти штабеля укладывали, а летом плоты делали. Все эти всю зиму там
заготавливали потом летом здесь. Бригады, плоты. Плоты были речные,
шестиэтажные. Шесть рядов – вдоль, поперёк, вот так вот. Бабки двое по углам
стояли, их вязали там, клиньями, всё очень крепко. И морские плоты были. Те
были восьмиэтажные. И вот это, шла заготовка, огромные канаты, делали
караван. Вот эти плоты связывали, связывали, связывали. Когда уже набиралось
на караван, приходил буксир, и он сплавлял туда, вниз по течению. Буксир их
только направлять мог вот этот плот, чтоб там и острова, там эти самые
повороты у реки. Она бы ткнулась в первый, и всё пропало, а этот буксир вёл
направление.
14,20 Вот этим до сорок
восьмого года, потом открыли там школу. Пошли мы в школу. Ну что, ну язык уже
тут между собой мы знали все языки. И немецкий, якутский и русский и финский. Все языки были. Все в
куче. Там немцы были, евреи были репрессированные, значит, татар мало было.
Одна семья была татар. А эти немцы были приволжские откуда их, были эти
латыши, литовцы. Их тоже репрессировали и туда же. И вот, в сорок восьмом
году опять голод. Умирать с голода стали. И там попросили мол расчёт. «А
какой вам расчёт, у вас ни документов, ничего, никакого расчёта». После войны
обещали домой вернуть. А тут выбирайтесь как хотите оттудова. И не расчёта,
ничего. И вечером… Там мы были вниз по течению девять километров под участок
был. Я уже в десять лет, я уже работал на лошади верхом, брёвна таскал, жерди
таскал, к этим, плотам подтаскивал, клинья, вот это вот. И на лодке с участка
поплыли туда вниз по течению, там Кочегарово такое как сельповская была
деревня. Там пароход останавливался – буксир с баржей. Ну и они тут говорят:
«Что вы тут умирать останетесь, давайте туда тоже поедем отсюдова подальше»…
Д.М.: 16,10 Можно я включу
свет?
И.Л.: 16,11 А-а, сейчас.
Мамаша посчитала, сколько там денег
есть. Денег ничего нет. Что-то было. И тут собрались эти якуты местные на
рыбалку лучить(?) рыбу в лодке под фонарём и те согласились нас туда…
Д.М.: 16,40 А можно я вас
под свет вас немножко посажу, ближе к свету, так чтобы мне…
И.Л.: 16,46 Куда?
Д.М.: 16,47 …вас самого было
бы…
И.Л.: 16,49 Сюда?
Д.М.: 16,50 Ага, попробуем.
Попробуйте сесть, пусть чтобы светло было, чтобы лицо максимально освещённым
было. Сейчас я попробую. Так. Тут лицо то посветлее.
И.Л.: 17,01 А там дядька и
тётушка уехали. Мы осенью поехали оттудова. Они уехали весной. Выходит, как
вроде бы удрали не удрали, сами уехали. И уехали… У тётушки муж был в
Челябинске на этой стройке, комбинат, репрессированный тоже был. И он там
был, в каком году они там, отпустили их в такую-то группу, вот этих
заключённых ну они были в лагерях, отпустили, всё. И он отъехал там в
Челябинской области где-то за сто километров в районный город, успел. А кто
не успел, тот в Челябинске крутился, всех снова поймали и снова туда. И вот
он, всё ж переписывались, и вот уехали тётушка, уехал и дядька уехали раньше
по весне оттудова с Якутии.
18,04 И вот осенью, мы туда к ним в
Челябинскую область приехали, а там тоже леспромхоз. От чего уехали, к тому
приехали. Голод такой же. Мне было тринадцать лет, четырнадцати не было,
школы нет, девять километров от города. Тётя, эта которая здесь кончила вот
эти десять классов, она грамотная была, она пошла в ремесленное просить,
чтобы взяли меня в ремесленное училище. Пошла туда, а там говорят: «Всё,
набор уже всё, учатся, ему нет четырнадцати лет», ни в какую. И там был
тогда, в ремесленных везде были замполиты, замполит была женщина, она
отсюдова, из Питера. А там в этот Катав-Ивановск перенесли завод штурманских
приборов из Питера. И вот она там была замполитом питерским, и вот она
выручила, чтоб принять в ремесленное. Взяли меня в ремесленное, два года
отучился, сдал все экзамены, тогда экзамены были каждые полгода. В школе, там
я четыре класса всего кончил. Тут учили – день практики, день школы. Очень
учили здорово, кормили и всё. Все экзамены сдал, разряд, и тут же в
механический цех. И было как: ремесленное кончишь, три года должен отработать
куда тебя пошлют.
19,47 И вот на этом заводе
остался работать. Три года отработал. Правда, первые месяцы, у меня паспорта
нет, там контора мол «Как ему зарплату платить, паспорта нету и всё». Ну,
трудовая у меня с сорок восьмого года, как в ремесленное поступил это шло в
рабочий стаж. Ну, кое-как там платили, как-то выкручивались. Потом как мне
шестнадцать исполнилось, паспорт получил и всё, уже тут работал. Отработал я
три года, девятнадцать лет исполнилось, главное исполнилось мне
четырнадцатого ноября девятнадцать лет, через неделю с работы прихожу, с
дневной смены, следом повестка, утром явиться на станцию, в армию. Ни
расчета, ничего.
20,52 В армию, значит.
Пришел на станцию, все собрались, много там, ну районный город. Мы с этого, с
леспромхоза переехали, раз я в ремесло и мамаша перешла туда на цементный,
там литейно-механический и цементный завод на одной территории были. Ну в
армию забрали, в Челябинск привезли в ноябре месяце, двадцатого ноября, а там
мороз, холодно, там чуть не замерзли. Там начали распред…, народу!, молодёжи
много в армию набрали. Начали распределять, кто куда, кого куда. Туда, сюда,
выкрикивают мою фамилию. Лонгинен в Морфлот – пять лет служить. Потом что-то
там перемешали, говорят снова всех, и снова, значит, выкрикивать. Снова уже
кричат. В танкисты пошёл. Ну в танкисты, так в танкисты. Всех сразу в сторону,
кого куда. И вот нас там помыли кое-как, в вагоны, и ночь везли. Ночь везли,
утром ещё темно, приехали. Выходи из этих вагонов в холодное, зима.
Оказывается, нас привезли в Свердловскую область. Там такой есть город –
Камышев (?), а не доезжая города двадцать километров – Еланские лагеря. Там
дивизия стояла. Механизированная дивизия. И нас с вагонов от станции два
километра по морозу бегом, в солдатскую баню загнали. Сидим, только мы там
прикурнуть вроде, набралась большая баня, и ещё эшелон пришёл, как набилось
нас как в бочке селёдок. Вот так. Уже сесть негде, только стой. Ну, неделю
нас поморили здесь, потом начали нас в казармы, начали строевую подготовку.
Всё. Нет, неделю поморили, а потом через неделю в баню, в эту же баню. Всех
выгнали на улицу, и заходи в баню. Раздевайся, все, что было гражданское, всё
выкидывай, в баню заходили, помылся, не помылся, на выходе выходишь, там
солдаты стоят. Один кидает тебе кальсоны, другой нижнюю рубашку, третий те
гимнастёрку, четвёртый – брюки. А им смешно: большому – маленькие брюки, тому
не натянуть, а маленькому большие, что тот утонул. Хихикали над нами. Ну и
когда переодели всех, мы тут неделю были в бане – все перезнакомились, а тут
не узнать друг дружку.
Ну и потом, после этого, ну кормить
гоняли в столовую, кормили. После этого в казарму. Казарма, а там солдатские
кровати стоят, по две кровати вместе, между ними тумбочка. Туда тумбочка,
сюда тумбочка, в два яруса нас положили, знаете вот эта двухместная поперёк –
пять внизу и пять вверху, как в бочке селёдку, кильку загнали. И вот нас две
недели муштровали. Всё.
Потом приехал этот, разбирать уже
по полкам туда. По полкам. Меня выкрикнули. Пойдешь в автороту. …………(?). Восемнадцать
человек набрали. В автороту. И оказывается нас на машину и в этот город Камышлов,
районный город по сибирской дороге. Там штаб дивизии, и там эта авторота
была. Туда, и там сразу нам дали кровать, тумбочку. Ну, тут уже жить можно.
Давай автошколах, а в автороте стояло ещё двести машин без шофёров в дивизии.
Пошли в парк, дали машину, вот твоя машина ГАЗ-51 новенькая, всё, больше у
меня ничего, снег только стирать туда сюда.
Открыли автошколу тут же, при штабе
тут, на территории штаб дивизии. Автошколу открыли – сто двадцать человек. Мы
не помещаемся туда. Старшина сказал: «Буду учить у реки шофёров этих». Начал
учить. Каждый день, то машина с продуктами, то машина ещё с чем-нибудь, то на
оружейный склад нас – туда сюда, туда сюда. Учёба не получается. ___________________(?). Ну дисциплина была строжайшая. Вот
автошколу отучился, там были эти машины, водитеди из нас профессионалов
делали шофёров. Мы пять – шесть месяцев учились в автошколе. Приехал со
Свердловска капитан ГАИ, принимал экзамены свои, тут это…. И экзамены я сдал,
а водить было на сто двадцать человек, было пятнадцать грузовых машин. Мы на
них ездили, учились ездить. Ездили уже до того, ездили уже сами,
самостоятельно, без инструктора ездили. Ну и. это самое, кончили автошколу,
меня в казарму, во вторую, пришёл в казарму…
Д.М.: 26,45 Чуть, чуть
подальше отодвиньтесь, чтобы на лицо свет падал больше, ага, ещё чуть-чуть
подальше. Хорошо, свет на лицо падает.
И.Л.: 26,55 Пришёл в
автороту. Мы когда собрались все, это, учились, сюда на второй день приходит
старшина, меня и ещё одного парня, значит, нас двоих забрал. «Пойдёте при
штабе дивизии шоферами. Привели в казарму и там при штабе дивизии водили, они
считались легковыми машинами ГАЗ-67, как показывают сейчас во время войны
ездили вроде как _______________________(?)
вот такие, но сверху только тент, и всё. Эти, а меня значит: «Ты будешь
ездить на грузовой». ГАЗ-51 транспортная машина. И вот обслуживание штаб дивизии всех. Отопление дровяное,
значит офицерам дрова возить, в казармы дрова, продукты, туда, сюда. А машина
старая, дальше нету, заводить замучаешься. Я на ней поездил немного, и тут
раз – объявили целину, и нашу автороту, всю на целину. И от нас тоже шофёра
этого с этой, моей машиной, с этой старой на целину. Он решил, что
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий