среда, 6 апреля 2016 г.

На метро - в историю

Сажусь после смены в поезд метро. Подходит новенький поезд, видно по всему. Покрашен он, правда, как-то странно: черного цвета слишком много, какой-то похоронный вид.
Но внутри светло и видны синие новенькие сиденья, и что-то непривычное еще, в чем на перроне не успеваю отдать себе отчета. Сажусь, как всегда, так чтобы можно было откинуться головой на стенку вагона, сбоку. Собираюсь заснуть на полчаса - ехать мне от одной конечной до другой, под всем Питером. Я бы и заснул, но взгляд уперся в... советский серп и молот.

 Это что за реклама? Я уже привык к рекламе, но это еще что?! От намерения спать не остается и следа, взгляд вверх - пятиконечная звезда, взгляд прямо - какой-то сталинский барельеф воспроизведен, оглядываю вагон и что-то нехорошее в душе начинает твориться.
 Вспоминаю как 19 августа 1991 года ехал из Лисьего Носа в автобусе в день ГКЧП, и висело в нем напряженное молчание: все понимали, что страна возвращается назад. И что нас ждет - неясно. И вот тут такое же чувство. Я что, проспал государственный переворот?

В те уже далекие годы, когда компартию объявили законодательно преступной организацией и распустили, архивы пооткрывали и все публикации разрешили, такой вот вагон метро выглядел бы как преступление. Но в вагон заходят новые пассажиры, кто-то с непривычки начинает оглядываться, кто-то равнодушно садится и утыкается в свой телефон, ноутбук или книжку.
И вспоминается мне годичной давности прогноз о. Александра: "Надо признать, что эта власть была не просто богоборческой – сатанинская власть. Которая уничтожала людей, растаптывала самое лучшее в нравственном, культурном отношении, что создавалось веками предшествующих поколений. В духовном смысле это не пройдет, я в этом убежден. Мне странно, что протоиерей Всеволод Чаплин подчеркнул, что дискуссия ведется о том, что должно лечь в основу российской общественной модели – не о моделях речь, не о моделях. А о какой-то правде, правде Божьей. Надо назвать зло – злом, добро – добром. Вот с этого начать. Мы этого не сделали в 90-м году, мы не разобрались со своим прошлым, не захотели довести до конца и поставить все точки над «i». Если бы это было бы сделано, мы сегодня бы жили абсолютно в другой стране. Вот, покаяние должно быть только индивидуальным, говорят, не может быть общественного. Никто не говорит о том, что надо всем коллективно, дружно ходить на демонстрации с плакатами «Позор сталинизму», и так далее.

Нет, в нашей стране, учитывая нашу ментальность, это обязательно должно исходить от первых лиц государства, то есть должно быть принято политическое решение – мы осуждаем это прошлое. И дальше – все, что было осудительного, должно быть сказано. Дальше это должно быть записано в учебниках истории, в школе, и дети должны начать учить свою историю, исходя из этого видения: что нельзя уничтожать людей, нельзя людей мучить, нельзя, чтобы власть позволяла себе все, что она считает нужным, со своим народом. Если это будет сделано, то это и будет общенациональное покаяние. То, что должно быть тотально и всюду.

Другое дело, что это абсолютно сейчас невозможно: совершенно другие настроения и в обществе, и в верхах. Но это значит, что мы как в биатлоне: если ты промахнулся в цель – беги второй круг. Мы сейчас вступаем на второй круг этого забега. Только в биатлоне эти метры пробежать по снегу, по лыжне, а здесь – это по крови и по всяким таким неприятностям. К сожалению, это закон Божий, так же, как закон всемирного тяготения, тут не может быть никаких вариантов."(http://st-anastasia.ru/tsercov/klir/158-protoierej-aleksandr-stepanov-nevozmozhno-najti-konsensus-v-ponimanii-istorii.html)
"Христианство говорит о ценности человека, о вторичности, в каком-то смысле, государства, о невозможности уничтожения людей. О том, что жизнь должна быть построена по каким-то правильным законам, которые не ухудшают нравы, а способствуют их улучшению. Если с этих позиций проанализировать то, что происходило и то, что, может быть, и сейчас происходит, мы увидим, что это не может быть оценено, как положительное, именно в нравственном, основном, базовом ключе. А то, что были какие-то технические или военные достижения, и нас все боялись и уважали (боялись) – это не имеет отношения к христианству. С какой-то другой точки зрения – это большая ценность, но не с христианской...


Я сам большую часть жизни прожил при советской власти, и я не считаю, что это каким-то образом уничтожает то, что я делал тогда, или все остальные люди делали. Да, люди работали, трудились, что-то создавали – это хорошо. Но мы же оцениваем не это. Мы оцениваем действия власти, которая вот этих самых людей, тружеников, причем самых талантливых, самых лучших, самых лучших крестьян – сажала в вагоны всеми семьями с детьми, и отправляла на вечную мерзлоту, на голодную, страшную смерть. Самых талантливых деятелей культуры либо уничтожала физически, как Мандельштама и многих других, либо так загоняла в щели, что они сидели и пикнуть не могли. И творить могли только «в стол».
Я выступаю против этой системы власти, которая лучшее в своем народе истребляла, потому что не нужно было лучшее, нужно было среднее, среднее и ниже среднего. Вот это устраивало. Все остальные были под подозрением, потому что люди, которые способны были думать и проявлять какую-то самостоятельность, независимость суждений – они были опасны для этой власти. Это была власть посредственностей, и они стригли всех под свою гребенку. Кроме того, эта власть и система были построены, в принципе, на неправде, на заявлении, что одни люди имеют право на существование (пролетариат), а так называемые эксплуататорские классы должны быть просто уничтожены. Не за то, что они что-то плохое сделали, а просто потому, что они социально «чуждые элементы», их просто уничтожали.
... Я не раз уже сталкивался с такой реакцией людей, которые почему-то воспринимают критическое суждение об этом периоде истории, как оскорбление своей личной жизни. Мы думаем о том, что если было все так ужасно, я себе жил ничего – это значит – обвинение в мой адрес, а я ничего такого не сделал.

...Тем не менее, поддерживал, ходил на политинформации, подписывался на газету «Правда». Да, играл в эту игру. Так, может быть, имеет смысл тоже нам, немолодым людям, под конец как-то подумать: может, стоит честно сказать, что, да, я жил не очень-то хорошо и правильно. Да, я не воровал, я не обманывал, честно работал, добивался каких-то результатов. Но когда рядом человека ни за что вели куда-то, непонятно куда, я помалкивал. Это неприятно признавать. Но я это тоже могу признать, в свой адрес. И в этом смысле покаяние – это вещь индивидуальная. А что я мог сделать – ничего я сделать не мог. Тут опять-таки речь не об этом, что мы могли сделать. Вообще говоря, что-то могли, и некоторые делали. Академик Сахаров, например, или Солженицын. Но, в конце концов, мы не сделали, мы не такие титаны духа, не такие герои, которые способны были жертвовать жизнью в такой ситуации. Но, по крайней мере, признать, что не хватило духу, или вообще, «у меня как-то и мысли не было». А вот теперь передо мной ставят некоторое зеркало и говорят: посмотрись, ты в этой ситуации мог поступить иначе, вот этот человек поступил иначе. Конечно, не хочется на старости лет нам признавать, что мы где-то были неидеальны. А с христианской точки зрения, если мы что-то подобное обнаруживаем, надо каяться, что действительно я вел себя каким-то не тем образом."

Поезд метро, оклееный необычной "самоклейкой", наверное, как раз и проектировали в том году, когда звучали на радио "Град Петров" эти слова. И вот год прошел, все мы еще немного проехал вперед в своем поезде истории России, и теперь ждем - какой будет следующая станция.

Скажу честно, мне стало страшно, и захотелось вон из этого вагона и этого поезда. Я встал и вышел. Но боковым зрением успел увидеть в следующем вагоне нечто принцпиально иное и решил исследовать феномен до конца. 







Смотрите сами без комментариев и думайте, что это все значит. Сталинский вагон покинул - и попал в классический восемнадцатый-девятнадцатый век, все тут не красно-коричневое, а зелено-синее. Тут я и доехал до конечной.










Куда везет нас этот поезд, где сталинизм сцеплен с царизмом, а христианского вагона просто нет?