суббота, 16 февраля 2013 г.

Бог обращается к нам несмело









--

Помню, старый монах говорил мне: "Дух Святой - как большая робкая птица, присевшая невдалеке. Видя Ее приближение, не двигайся, не спугни Ее, дай Ей подойти к тебе".
----

Митрополит Сурожский Антоний
РАССКАЗ О ВАРТИМЕЕ
  Приходят в Иерихон. И когда выходил Он из Иерихона с учениками Своими и множествам народа, Вартимей, сын Тимеев, слепой сидел у дороги, прося милостыни. Услышав, что это Иисус Назорей, он начал кричать и говорить: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня. Многие заставляли его молчать; но он еще более стал кричать: Сын Давидов! Помилуй меня. Иисус остановился и велел его позвать. Зовут слепого и говорят ему: не бойся, вставай, зовет тебя. Он сбросил с себя верхнюю одежду, встал и пришел к Иисусу. Отвечая ему, Иисус спросил: чего ты хочешь от Меня? Слепой сказал Ему: Учитель! чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя. И он тотчас прозрел и пошел за Иисусом по дороге (Мк. 10,46-52).
      Думаю, что одна из причин, которая мешает нам быть самими собой и найти собственный путь, заключается в том, что мы не сознаем, насколько мы слепы! Если бы только мы знали о своей слепоте, как бы горячо мы искали прозрения. Мы искали бы его от людей, от врачей, от священников, от целителей, как искал его, вероятно, Вартимей. А потом, потеряв всякую надежду "на князи, на сыны человеческие", в которых нет спасения, мы, возможно, обратились бы к Богу. Но трагедия в том, что мы не осознаем своей слепоты; слишком многое перед нашим взором заслоняет нам невидимое, к которому мы незрячи. Мы живем в мире вещей, которые требуют внимания и всячески утверждают сами себя: они не нуждаются  в нашем утверждении - они здесь. Невидимое не ' утверждает себя - мы должны его найти и открыть для себя. Внешний мир настойчиво требует нашего внимания; Бог обращается к нам несмело. Помню, старый монах говорил мне: "Дух Святой - как большая робкая птица, присевшая невдалеке. Видя Ее приближение, не двигайся, не спугни Ее, дай Ей подойти к тебе". Вспомним сошествие Святого Духа в виде голубя. Образ слетающей птицы, пугливой и в то же время готовой отдаться в руки, взят из Священного Писания и полон значения. Правда, один японец как-то сказал мне: "В христианской религии мне, пожалуй, понятна роль Отца и Сына, но я никак не уловлю значения Достопочтенной Птицы".
      Оставаясь в области символических изображений застенчивого сердца, которое отдается безраздельно, но никогда не продается, вспомним "Маленького принца" Антуана де Сент-Экзюпери. Лисенок объясняет Маленькому принцу, как приручить его: надо быть очень терпеливым, сесть чуть поодаль, тихонько глядеть краем глаза и ничего не говорить - слова только ведут к недоразумениям. И каждый день садиться чуть ближе - и так они станут друзьями. Поставьте на место лисенка Бога, и вы уловите, что такое любящая целомудренная робость, застенчивость, которая предлагает себя, но не продается. Бог не принимает поверхностно-вежливых отношений и не навязывает Своего присутствия. Он его предлагает, но принять его можно именно только так: два застенчивых любящих сердца робко и несмело ищут друг друга с глубоким взаимным уважением, потому что оба признают святость и необычайную красоту взаимной любви.
      Внешний мир утверждает себя. Внутренний мир можно ощутить, но он не старается привлечь к себе внимание. Следует продвигаться чутко и осторожно. За внутренним миром следует наблюдать, как наблюдают птиц. Для этого выбирают место в лесу или в поле, где тишина исполнена жизни; наблюдающий тоже замер без движения, но чуток и внимателен. Такое состояние настороженности, позволяющее нам улавливать то, что иначе ускользнуло бы от внимания, можно передать словами детского четверостишия:
В лесу жила-была премудрая сова.
Преостро видя все, скупилась на слова;
Скупясь же на слова, все слышала и знала.
Ах, если бы она для нас примером стала!
      Мы ослеплены миром вещей и забываем, что он мелок, лишен той глубины, какой наделен человек. Человек и ничтожен, и велик. Когда мы видим себя в масштабах все расширяющейся вселенной - безгранично большой или бесконечно малой - мы ощущаем себя ничтожной и хрупкой' пылинкой; но стоит нам обратиться внутрь себя - и мы обнаруживаем, что всей этой необъятности не достанет, чтобы заполнить нас до краев. Весь тварный мир, словно песчинка, исчезает в глубинах нашего существа: мы слишком необъятны, чтобы он мог заполнить, преисполнить нас. Это может сделать только Бог, Который сотворил нас для Себя, в Свою меру. По слову Ангелиуса Силезиуса, "Я столь же велик, как Бог; Бог так же мал, как я".
      Мир вещей непрозрачен, он обладает плотностью, весом и объемом, но лишен глубины. Нам доступна сердцевина любых вещей, но когда мы достигли их глубин - это конечная точка, через нее нет пути к бесконечности: центр шара является его глубинной сердцевиной, но если мы попытаемся пройти насквозь, то вернемся на поверхность с противоположной стороны. Священное Писание говорит о глубине человеческого сердца. Это не такая глубина, которую можно измерить; безмерность составляет самую ее природу, она превосходит всякие пределы. Эта глубина коренится в безмерности Самого Бога. Только когда мы поняли разницу между присутствием, навязывающим себя, и присутствием, которое нам приходится искать, потому что мы ощутили его в своем сердце, только когда мы поняли разницу между тяжелой, непрозрачной плотностью окружающего нас мира, и глубиной человека, которую может заполнить лишь Бог - и я бы сказал: глубиной всей твари, призванной быть вместилищем Божиего присутствия, когда, по завершении всего, Бог будет все во всем, - только тогда можем мы начать поиск, в осознании нашей слепоты, нашей ослепленности видимым, мешающим нам постичь невидимое.
      Быть слепым по отношению к невидимому, воспринимать только осязаемый мир означает, что мы лишены полноты знания, опытного знания истинной реальности: того, что мир - в Боге и Бог - в сердцевине мира. Слепой Вартимей это мучительно осознавал, потому что из-за его физической слепоты видимый мир был ему недоступен. Он мог воззвать к Господу из глубины отчаяния, со всей силой отчаянной надежды, которую он ощутил, когда спасение проходило мимо него, потому что чувствовал себя отверженным. Мы слишком часто неспособны воззвать к Богу подобным образом, потому что не осознаем, насколько из-за нашей слепоты нам недоступно истинное видение - видение, которое могло бы придать абсолютную реальность самому видимому миру. Если бы только мы умели стать слепыми по отношению к видимому, чтобы увидеть за ним глубину, увидеть в нас самих и вокруг нас - невидимое, пронизывающее все и вся!
      Слепота бывает разная. У святых - не у нас! - она может быть следствием видения слишком яркого света. Святой Симеон Новый Богослов, говоря о Божественном Мраке, разъясняет, что это избыток света столь ослепительного, что тот, кто раз увидел его, лишается зрения. Бывает слепота, когда смотрят и не видят. Толстой в "Войне и мире" описывает, как Пьер Безухов смотрит в огромные красивые глаза Элен и видит в них только самого себя, без всяких недостатков, каким она (дурочка) видела его. Он взглянул в ее глаза и увидел только себя - и совершенно проглядел ее! С нами случается то же, даже в мире вещей; например, в зависимости от того, как мы направляем взгляд, глядя в окно, мы можем увидеть либо собственное отражение, либо оконное стекло, либо вид из окна. Мы можем глядеть безразличным взглядом, как прохожие глядели на Вартимея. Можем глядеть жадными глазами диккенсовского обжоры, который при виде пасущихся в поле коров, думает лишь: "Ходячая говядина!" Можем видеть ненавидящими глазами, и тогда мы становимся ужасно проницательными, но бесовской проницательностью: мы видим только зло, превращаем все в отвратительную карикатуру. Мы можем видеть и любящими глазами, чистым сердцем, способным прозреть Бога и Его образ в людях; даже в тех, в которых образ Его потускнел, мы можем, сквозь внешние напластвования, вопреки кажущейся очевидности, видеть истинную, сокровенную сущность человека. Как говорит лисенок Маленькому принцу: "По-настоящему можно видеть только сердцем; главное невидимо для глаз".
      Мы должны признать, что не осознаем всей глубины вещей, их необъятности, призвания всего мира к вечности, что бываем способны уловить это лишь постольку, поскольку благодаря некоему зачаточному опыту уверены, что внутренний мир существует. Только через веру мы можем утвердиться в уверенности, что невидимое реально, рядом с нами и стоит того, чтобы искать его за видимым, проходя сквозь видимое к самой его сердцевине. Этот акт веры означает, что мы принимаем свидетельство тех, кому доступен невидимый мир, пусть даже мы примем это за рабочую гипотезу, хотя бы временную, но которая позволит нам искать дальше. Вне этого ничего не сделать: невозможно отправиться на поиски невидимого, если a priori мы уверены, что оно не существует. Мы можем принять свидетельство людей, и не одного-двух, а миллионов христиан, и не-христиан тоже, которые на протяжении истории опытно познали невидимое и засвидетельствовали его реальность.
      Затем, думаю, нам следует расширить поле зрения и общее представление о жизни. Мне кажется, мы еще и сегодня пребываем в заблуждении, будто все иррациональное непременно сомнительно. А вместе с тем психологи открыли нам целый мир иррационального, имеющий решающее значение для внутренней жизни человека. Говоря "иррациональное", я не имею в виду "неразумное". Существует, например, множество оттенков человеческой любви; дружба, родственные чувства, любовь, выделяющая из множества людей того единственного, кто нам дороже всех, благодаря кому весь мир вдруг перестраивается для нас. Один из греческих отцов говорит: "Пока юноша не встретит и не полюбит ту, которая станет его невестой, он окружен мужчинами и женщинами; как только он находит свою любовь, для него существует она, а все остальные просто люди". Подобное переживание, столь яркое, сложное и всеобщее, относится к области иррационального, в том смысле, что его нельзя создать рассудочным путем: любовь не есть итог оценки всех "за" и "против". Это непосредственное переживание, встающая перед нами несомненность, слишком глубокая, чтобы мы могли ее описать в рассудочных категориях. То же самое относится и к опыту, переживанию красоты, будь то в музыке или в изобразительном искусстве, воспринятой слухом или зрением. Не сумма доводов заставляет нас восхищаться произведением искусства. Если мы хотим поделиться с кем-нибудь собственным переживанием красоты произведения музыки, скульптуры, архитектуры или живописи, мы пригласим его словами Христа, которые Он произнес, обращаясь к первым ученикам: "Пойдите и увидите". Мы ведь не станем говорить: "Сначала я объясню тебе, насколько это прекрасно, а когда ты усвоишь мои слова, тогда можешь сходить и сам посмотреть".
      В этом зачаточном опыте любви и красоты мы вдруг оказываемся лицом к лицу с кем-то или с чем-то, чего, возможно, годами не воспринимали, даже не замечали; и вдруг по какой-то необъяснимой причине мы видим то, мимо чего проходили раньше. Юноша и девушка могут принадлежать какому-то кругу людей; и вдруг в какой-то день они видят друг друга? Что-то случается, словно солнечный луч падает на цветной витраж в окне. Пока нет солнца, стекло выглядит перекрещением темных линий на сероватом фоне. И вдруг оно освещается и сразу обретает красоту, содержание, смысл. Теперь видно, что это витраж. Солнечный луч недолговечен, он может погаснуть через миг или к концу дня, но тот, кто увидел окно освещенным, знает теперь, что это не серое пятно, а цветовое окно, ставшее невидимым. Уверенность, которая сильнее очевидности - это мы и называем верой. Я знаю, что красота, которую я увидел, есть, хотя и кажется, будто она угасла.
      Если я хоть раз увидел это окно, его можно рассматривать с двух точек зрения. То, что мы открыли благодаря окну, имеет двоякий характер: откровение об окне дается солнечным лучом, осветившим его, но и само окно делает возможным откровение солнечного луча, который иначе остался бы невидим. Двое людей встречаются и видят один другого как бы осиянными изнутри, в свете Божией благодати взаимно открывают друг друга во всей своей истинной славе, какими Бог видит их. Потом, когда сияние померкнет, они могут сохранить в себе уверенность в увиденном и помнить, что это видение было дано только благодаря тому, что Бог осветил их глубины и явил их. Но чаще, увидев кого-то в великолепии этой славы, мы забываем о видении, которое было даровано нам потусторонним светом, и безрассудно полагаем, что вся красота принадлежит самому человеку. Витраж становится идолом, откровение - непрозрачной стеной, за которой ничего не видно. Как это мимолетное видение может затем превратиться в идолопоклонство под названием страстной любви - хорошо известно; описаниями этого полна всемирная романтическая литература.
      Пока мы не поймем, что должны сохранить дарованное нам видение во всем богатстве двустороннего соглашения, связи, пока мы превращаем в идола все, что Бог отрывает нам в области человеческой и художественной красоты, мы будем превращать то, что могло бы стать возможностью для откровения, в повод ослепнуть, потому что подменяем свою возлюбленную идолом или, увидев дерево на фоне неба во всей его дивной, прежде не воспринятой красоте, начинаем поклоняться дереву, вместо того чтобы охватить полному вещей и событий, благодаря которой нам открылось то, что раньше ускользало от нашего взгляда. Поступая так, мы никогда не познаем нового измерения даже в самом простом, естественном человеческом плане, мы будем все еще жить в двух измерениях времени и пространства. Мы должны принять опыт любви с предельной полнотой, беречь и открывать красоту вещей и людей. И тогда, открыв в этом плане измерение, которое превосходит разум, которое можно исследовать, но нельзя выдумать, мы станем много ближе к возможности откровения о Боге.
      В тот момент, когда мы осознали, что слепы и, следовательно, находимся вне Царствия, мы можем занять по отношению к Царствию и к Богу реальное положение - а не то вымышленное, в которое все время ставим себя, когда мы, находясь вне, воображаем себя в райских обителях и пытаемся согрелся у огня, который пылает за закрытой дверью. Время от времени нам удается прикоснуться к жизни, кот" рая для нас еще недостижима, и мы воображаем, будто крошечная искорка, зажегшаяся в нас, это и есть все Царство Божие. Но это еще не Царство, это лишь реальный залог вечной жизни, обещание, призыв, зароненный в нас для того, чтобы мы не теряли надежду, оказавшись там, откуда Евангелие велит нам начинать: перед все еще закрытой для нас дверью, в которую мы стучим без устали, пока она не откроется. Мы должны стоять перед еще не постигнутой тайной и взывать, вопиять к Богу, всеми силами искать путь, пока он не разверзнется перед нами прямой стезей к небу; мы должны стоять в непоколебимой уверенности, что наступит мгновение, когда Бог исполнит нашу молитву. Я намеренно не говорю "услышит", потому что мы всегда услышаны, хотя нам не всегда дается ощутимый ответ. Бог не глух к нашим молитвам, но мы сами не всегда в состоянии понять Божие молчание в ответ на наш зов. Если бы мы осознали, что находимся перед закрытой дверью, мы могли бы измерить и наше человеческое одиночество, и то, насколько мы еще далеки от радости, к которой призваны, от полноты, которую Бот предлагает нам. И вместе с этим мы могли бы оценить - и это очень важно - как мы богаты, несмотря на бесконечную нашу нищету. Мы так мало знаем об области Божественной, так мало живем в Боге, а вместе с тем, какое богатство дается нам в этой искорке Присутствия, познания, причастия, сияющей в сердцевине собственных наших потемок! Если тьма столь богата светом, если отсутствие столько богато и насыщено, если всего лишь занимающаяся заря жизни - такая полнота, то с какой надеждой, с какой нарастающей радостью можем мы стоять перед этой закрытой дверью в счастливом сознании, что когда-то она откроется, и мы познаем такой переизбыток жизни, какого вместить пока еще неспособны. Не следует всегда искать ощутимого присутствия Бога; не следует надеяться, что в каждый момент Бог откроется нам явным образом. Евангелие дает нам целый ряд примеров, которые показывают, как далеки мы от понимания святости и величия Божиего, как недостаточно мы дивимся Богу. Нам кажется естественным добиваться Его присутствия, тогда как на самом деле нам следует с робкой надеждой на невозможное молить Бога преобразить и обратить нас, прежде чем мы сможем надеяться предстать перед Ним в благоговейном трепете, потому что каждая встреча с Богом в той или иной степени есть уже Страшный суд: встреча лицом к лицу с Живым Богом - событие важнейшее, решающее. Встреча с Богом всегда "кризис", а по-гречески слово "кризис" означает "суд". Мы можем, представ перед Богом, оказаться либо осужденными, либо оправданными, в соответствии с тем, что несем в своем сердце и о чем свидетельствует наша жизнь. Вот почему ветхозаветные пророки (можно привести не один пример) сокрушенно восклицали: "Увы, мне! Я видел Бога, - я должен умереть..." Это больше, чем может вынести человеческая душа, если только душа человеческая, человек не был привит к жизни Самого Бога во Христе.
      Безрассудно искать преждевременной встречи. Поэтому все учение Православной Церкви о молитве и о поведении в жизни гласит: " Не ищите никакого мистического опыта; в благоговейном поклонении просите Бога, со всем доступным вам вниманием и верой, со всей силой надежды и устремленности, чтобы Он изменил вас, сделал такими, чтобы "когда-нибудь" вы могли встретиться с Ним". Это учение глубоко коренится в Евангелии: вспомните чудесный улов рыб. Петр принял Христа в лодку, Христос учил толпы народа в его присутствии, и все-таки Петр не постиг величия Иисуса. Господь велит ученикам отплыть на глубину и закинуть сети. Петр отвечает: Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть...Он закидывает сеть и не может ее вытащить! Он просит помощи у тех, кто находится в другой лодке, и только тогда осознает - и то не до конца, пока Сам Бог не открывает ему, что Христос - Сын Бога Живого, что он находится в присутствии чего-то, вернее, Кого-то, Кто выше его, Петра, разумения. Его охватывает благоговейный ужас, он припадает к ногам Иисуса и восклицает: Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный... В этот момент он интуитивно почувствовал величие Того, Кто находился среди них, и, зная, каков он сам, попросил Его удалиться.
      Часто ли нам случается в момент углубленной молитвы, в момент, когда мы "чуем" Бога, Его святость, Его величие, сказать ему: "Выйди от меня Господи, я недостоин близости, которую ты являешь"? Не пытаемся ли мы чаще принудить Бога к близости, которой Он не искал, навязать себя Ему, силой ломимся в дверь, которую Он стремится держать закрытой? Я приду и исцелю его, - говорит Иисус. Нет, - отвечает сотник, - не трудись, Господи (ибо и я подвластный человек, но, когда приказываю слуге, он исполняет мою волю), но скажи слово и выздоровеет слуга мой... Разве таково наше отношение? Разве мы настолько чутки к Богу, что не хотим понуждать Его прийти? Достаточно одного слова, большего не требуется. Утверждаем ли мы Его державную свободу и поклоняемся ли с благоговением Его величию? Знаем ли мы из внутреннего убеждения, что Его слово жизнь для тех, к кому оно обращено? Если бы только мы осознавали, что из-за своей слепоты мы остаемся вне Царствия, вне Присутствия, мы смогли бы стучать в дверь, искать путь, взывать к Господу, а не требовать: "Сейчас же открой, я устал ждать, явись сразу передо мной, я слишком долго ждал Тебя!" А ведь именно так мы постоянно и поступаем. За сутки мы едва выкраиваем полчаса, чтобы уделить их Господу, и еще удивляемся, что в тот миг, когда мы произносим: Во имя Отца и Сына и Святого Духа - нам тут же не раскрывается все величие Святой Троицы!
      Чрезвычайно важно нам понять, как далеки мы от Царствия, и вместе с тем, как щедро мы уже сейчас одарены Его присутствием благодаря свету, сокрытому в наших потемках. Сами сокрытые у нас возможности - это уже вдохновение, уже путь, уже надежда. Нам вовсе не следует спешить, но очень важно быть до конца реальными, занять по отношению к Богу и к окружающему нас миру верное, именно собственное положение, изнутри которого Бог может действовать. Потому что Он не может действовать в нереальной ситуации, куда мы без конца попадаем, поддаваясь по слову подвижников пустыни, воображению, фантазии, желаниям и духовной жадности.
      И тогда для нас разрешится одна проблема; и та сторона молитвы, которая составляет муку нашей жизни, станет творческим актом, исполненным смысла: мы станем молиться с чувством богооставленности, что мы так редко делаем от всего сердца! Как мы сетуем на эту оставленность, но как не умеем пользоваться ею, чтобы стать более реальными и сказать: "Я слеп, я стою у двери, на холоде, во тьме, не потому что я во тьме внешней, отверженный Божиим судом, а подобно тому, что описывается в начале книги Бытия как момент, когда Бог творил все, изводя свет из тьмы; и то, что я называл светом вчера, сегодня всего лишь сумерки". Мы сможем молиться в состоянии богооставленности, зная, что Бог здесь, но я слеп, бесчувственен, и лишь действием Своего бесконечного милосердия Он не является мне, пока я еще не в силах вынести Его приход.
      Если мы вглядимся вглубь темного лабиринта нашего сердца, нашего сознания, нашего прошлого и настоящего, наших устремлений в будущее, сможем ли мы сказать, что готовы к встрече с Богом? Осмелимся ли желать ее? Да, но только в угодное Богу время, когда Он Сам дарует ее; добиваться же ее силой, понуждать Бога к такой встрече - нет! Это превосходит то, что мы можем вынести. Но не так ли мы поступаем, ослепленные видимым, незрячие перед повергающим в трепет величием Невидимого, лишенные чувства изумления, благоговейного страха, того видения, которое дается лишь верой, смиренного ощущения прикосновения к краю ризы Христовой?.. Если бы только мы могли оценить с благодарностью Богу Его отсутствие! Оно учит нас стучать в дверь и испытывать наши мысли и сердце, продумывать наши поступки, правильно оценивать порывы всего нашего существа, спрашивать себя, действительно ли воля наша целиком направлена к Богу или мы обращаемся к Нему лишь в надежде на мимолетное облегчение и готовы через миг, как только получим подкрепление, забыть о Нем и, подобно блудному сыну, вновь приняться расточать силы, которые Он даровал нам.
      Все это очень важно, потому что пока наша исходная точка не будет реальна, пока мы не осознаем истинную природу вещей и не примем их, как дар Божий, в ответ на положение, в котором находимся, мы будем тщетно пытаться взломать дверь, которая однажды откроется сама. Святой Иоанн Златоуст говорит: "Найди ключ к собственному сердцу, и увидишь, что он же открывает дверь в Царствие". В этом направлении и следует устремить наши поиски.

воскресенье, 10 февраля 2013 г.

СПАСАЕМСЯ КОРНЯМИ

Добрый день !

Прилагаю ниже материал, который к меня вызывает ощущение хорошо высказанных моих собственных мыслей.
Волей-неволей я уже пять лет прикасаюсь к теме памяти прошлого, где сплетаются мысли о богоотступничестве моего рода и о тех людях, которые прошли по жизни совсем рядом с моими предками - и совсем иначе, чем они.

Год назад ушел ко Господу монах Серафим (Елгин), которого очень уважал (если не сказать - почитал) мой отец, несмотря на вечные споры о вере и Церкви, в которую он так и не решился вступить. Для отца было трудностью именно отсутствие рядом того примера, который был бы для него убедителен. И, хотя я пытался найти ему достойных собеседников из числа священников и мирян, все-таки о. Серафим был для отца наиболее авторитетен. Откуда исходило это ощущение у отца и у многих других людей, знавших о. Серафимаа, я тогда догадаться не смог. Теперь, после его кончины, соприкасаясь с воспоминаниями о нем, я вижу эту причину: она в том бескомпромиссном повороте, который в этой душе произвела встреча со Христом.

Я хорошо помню фразу о. Серафима: "Спасаемся корнями". Эти простые и не очень понятные "с ходу" слова произвели переворот в моей душе, когда я стал интересоваться своими корнями, сравнивая жизнь, прожитую моими предками с жизнью тех, кого Церковь почитает как новомучеников и исповедников. Видимо, подобный переворот произошел когда-то в душе о. Серафима.

Они с моим отцом были люди одного поколения, даже одних "коммунистических идеалов" придерживались в начале пути. Мой отец просто эти идеалы потерял, а о. Серафим нашел и воплотил в своей жизни другие цели и ценности - христианские. И вот теперь, когда это, предшествующее нашему, поколение уходит на глазах, вновь начинается тихое возрождение "совка" - именно потому, что за 20 лет относительной свободы большинство людей не нашло (да и не особенно искало) какого-то иного пути. А за разваливающуюся державу все-равно обидно, вот и тянет возрождать хоть что-то, что было лучше нынешнего безобразия. И пока еще не заткнули глотку, нужно говорить во всеуслышание - альтернатива "совку" есть, и были и есть люди, которые эту альтернативу являют жизнью.

Я бы написал про это сам, но многое еще не до конца продумано и не отливается в слова. Но вот то, с чем я согласен совершенно и хотел бы выделить из публикации, чтобы это не ускользнуло от внимания.

ЦИТАТА: "Поэтому память новомученников [8] сегодня так же актуальна, как пятьдесят лет назад. Дети и внуки революционных матросов и чекистов никуда не делись. Они живут рядом, вместе с нами. Недаром закрыли архивы. Коммунисты так и не извинились за террор и ошибки перед русским народом. Мы сами потомки либо тех, кто гнал праведников, либо отворачивался, боялся и молчал. Поэтому интерес к исповедникам — не отвлеченный долг благодарности, а, возможно, школа на будущее."

(...)
"По-гречески мученик — «мартирос» — свидетель. Тут сделан акцент на ином качестве подвига, на свидетельстве. Святой мученик свидетельствуют жизнью о том, что есть ценности выше самой жизни. Это кажется невероятным: что-то может иметь большую цену, чем радость свободы семьи, и всей поэзии жизни, данной нам Самим Богом. Разве для того нас призвал из небытия Творец, чтобы мы бросили дар жизни к ногам энкаведешника и позволили ему стереть нас в лагерную пыль? Жить хотелось, но они выбрали смерть."

(...)

Вторая грань подвига новомучеников — это глубокая порядочность и цельность личности. Цельность в том, что они, выбрав Бога основой своей жизни, полагали, что вся их жизнь, вплоть до мелочей — это исповедование Бога делом. Таким образом, причиной их гибели стали два слагаемых. Первое слагаемое — это чистая любовь к Богу, а второе — верность Богу, проявляемая в любви к людям. Самую простую и обычную жизнь они понимали как свидетельство верности.

Часто кажется, что европейские добродетели — это естественные вещи, взявшиеся ниоткуда сами собой и понятные каждому нормальному человеку. Но это далеко не так. В других частях света добро и зло, порядочность и подлость, милосердие и жестокость выглядят совершенно не так, как у христиан. Наши добродетели есть производные от веры в Христа. И самое интересное, что они имеют обратную силу — индуцировать веру. Если человек честный, милосердный и умный, то рано или поздно он приходит к Богу. Или его предки были угодниками Божиими и он еще не успел растерять добрый обычай. Сохранение и исповедование христианских добродетелей — огромная заслуга всех праведников.

Советская власть совершила фатальную ошибку. Она срубила дерево Церкви и не выкорчевала побеги, присущие христианскому миру. Она должна была и рассчитывала при помощи науки создать самодвижущихся зомби. Для этого держали и не трогали таких ученых, как Павлов, ожидая, что он найдет секреты воздействия на подсознание и инстинкты. СССР при помощи Крупской пытался извратить детство и школу. Большевики хотели желал превратить любовь в стакан воды и упразднить семью, как о том мечтал Карл Маркс.

Они многого хотели выполнить из того что написал безумный и жестокий бухгалтер. Если бы они были последовательными марксистами, они бы довели дело до конца. Но они струхнули с таким человеческим гнильем остаться один на один среди мощных и воинственных соседей. И когда это зашло слишком далеко, коммунисты догадались, что это путь к самоубийству страны."

ДОБАВЛЮ ОТ СЕБЯ. Это было понятно с самого начала, самим вождям. Когда-то, читая ПСС Ленина, я удивлялся пассажам типа: "Ведомства — говно; декреты — говно." (Ленин. Написано 21 февраля 1922 г. о перестройке работы СНК.  см. http://leninism.su/index.php?option=com_content&view=article&id=999:o-perestrojke-raboty-snk-sto-i-malogo-snk&catid=83:tom-44&Itemid=53Нередко ленинская ругань обращается и на «своих»: "арестовать паршивых чекистов...", "сажать коммунистичес­кую сволочь... "(http://guryevandrey.narod.ru/Agitprop/4chapter.html).  В  юности, я не знал, что все лучшее в людях - это их христианские корни, еще не до конца изжитые той самой коммунистической сволочью. Вожди коммунистов рубили сук, на котором сидели. Их преемникам уже не хватало одного только духа разрушения всего, что было раньше.


ЦИТАТА: "Им пришлось сделать ставку на те человеческие качества, которые составляли основу христианского государства. Это было роковой ошибкой. Эти побеги восстановили ствол. Произошла обратная индукция. Любовь, дружба, семья, жертвенность не может быть мотивирована дарвиновским процессом и диалектикой. Все эти свойства имеют объективною ценность только в вере и Боге. И вера пришла.

Александр Шмеман [14] недоумевал, когда ему прислали из СССР киноленту «Москва слезам не верит», в чем смысл этой посылки. Она ему показалась обычной дешевой мелодрамой, которые Голливуд штампует сотнями. Однако для граждан СССР она была вехой того, что государство переносит свой взор с машиностроительных заводов, колхозов, буденовок, тракторов и окопов с умирающими героями на простого человека.

Вся эпоха шестидесятников — это время возрождения ценности и значения души обычного человека. Это советский Ренессанс личности. Возрождение иной этики, эстетики и морали не могло происходить в идеологическом советском вакууме. Я помню лекции по этике в нашем институте. Профессор говорил чудовищные слова о любви как о продукте биохимической реакции на раздражитель, возникающем в коре головного мозга.

Но на дворе стоял 1980 год, оставался только один шаг к вере, и он был сделан."

Школа жизни длится, пока есть жизнь. Очень жаль, что так мало успеваешь усвоить, но еще более жаль, что почти ничего не удается сделать ради реального изменения ситуации в обществе, даже в самом близком окружении. Остается только попытаться не дать до конца "закрыть тему",  забыть и замолчать подвиг новомучеников.

--
Мне было бы хотелось как можно шире распространить эту публикацию, призывающую к размышлению и к действию.  
Храни Господь
Дмитрий

- Православие и мир - http://www.pravmir.ru -

Новомученики — свидетели Радости

Posted By Священник Константин Камышанов On 10 февраля 2013 @ 2:00 In Главная тема,Новомученики,Священнник Константин Камышанов | Comments Disabled

Священник Константин Камышанов о подвиге и мотивах новомучеников и о том, как их жизни переплетаются и перекликаются с нашими.

 [1]

Всякий раз, проезжая мимо памятника Ленину в Рязани, я молю Бога:

— Стукнул бы Ты его молнией! Дай моим глазам увидеть изверга в земле.

Однажды, в него, в самом деле, что-то ударило во время летней бури. В сквере, что рядом с ним, упали бетонные фигуры девушек с веслом. В девяностых годах Ильича даже снимали и отвозили прочь, а на месте медного упыря ставили крест. Понятно стало что, Бог не спешил с молнией, а ждал, когда мы это сделаем сами. Прошло несколько лет и рязанцы снова подняли идола на прежнее место, снова у его ног цветы, трибуны и пионеры. Фигуру признали частью культурного наследия России. Бетонных болванов тоже поставили на место, подмазывали, красили серебряной краской, но потом все-таки прибрали.

Недалеко от площади Ленина расположен Казанский монастырь. Там коммунисты организовали один из первых концлагерей. Еще ближе находится Лазаревское кладбище. Наш знаменитый о. Авель Македонов рассказывал, что когда он был маленький, то его как и весь город, держали в страхе ночные грузовики, свозившие туда несчастных на расстрел. Ночью строчили пулеметы, а днем школьник Коля Македонов собирал записки с последним приветом родным…

Расстрелянные монахи Мгарского монаятыря. Обувь забрали палачи[2]

Расстрелянные монахи Мгарского монаятыря. Обувь забрали палачи

Этот город можно листать как книгу. Но сам город сегодня листает каналы телевизора. Там марш согласных и несогласных, подлецов и неподлецов, которым кажется, что они нашли рецепт для больной России. Но их рецепты — это лекарство от симптомов. Ключевым моментом нашей истории является семнадцатый год и яростная горячка борьбы с Богом и Его людьми. Ничего и никогда у нас не изменится, если мы не вылечимся от чумы коммунизма, от привитой ненависти на небо и на землю.

К сожалению, история Российской Федерации сегодня начинается в 1941 году. Архивы вновь закрыты, тема революции и красного террора почти табу. С чего бы это? С того, что мы видим попытки возвращения СССР. Уже написаны иконы Сталина [3]. Говорят, что есть даже икона Брежнева. Встает модель государства более бездарная, чем СССР, уродливая и пошлая. Всерьез обсуждается возвращение Волгограду имени Сталина, мучителя народов, собственной рукой подписывавшего расстрельные приговоры христианам.

 [4]

Никита Хрущев или Ленин [5] хоть врать умели, а сегодняшние просто молча падают, куда падается. А их оппозиционеры такие же, если не хуже.

Говорят, что коммунисты просто строили Россию после гражданской войны и разрухи. А геноцид нашего народа? А убийства цвета нации, в том числе священников, это что просто так? Что это за вера и что это за «святые» приносящие такие жертвы?

Это только репрессии против духовенства. На нем не изображены миллионы умученных голодомором и войной.

 [6]

Можно было бы отписаться словами русского поэта-классика Николая Некрасова из его поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:

Люди холопского звания
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа

Это имеет место, но не вскрывает суть проблемы. К тому же большая часть русских людей просто честные труженики, никаким боком не имеющие отношение к государственной политике. Корень тяжелого нестроения внутри России мы можем увидеть, изучая опыт новомучеников. И это не праздный интерес. На стенах монастыря, в котором я служу то и дело появляются слова, выведенные черной краской:

— Попы — убийцы

— Смерть попам!

Что бы это значило? Кого попы убили?

Врата Спасского монастыря города Рязани. 2012 год[7]

Врата Спасского монастыря города Рязани. 2012 год

То есть, сейчас в Рязани живет человек, который с радостью убил бы меня, священника, если бы ему за это ничего не было. Сейчас он боится и ждет расправы со мной за веру, за Христа, за службу людям. Это совсем не вчера.

В Кремле на территории нашего монастыря было кладбище, которое коммунисты бульдозерами сровняли с землей. Мы там поставили крест. Братия видела, как одна из свадебных компаний поставила на полочку с лампадой памятного креста пластиковые стаканчики с вином. Несколько дней назад простые и веселые девушки делали у Креста па танцовщиц шеста.

Поэтому память новомученников [8] сегодня так же актуальна, как пятьдесят лет назад. Дети и внуки революционных матросов и чекистов никуда не делись. Они живут рядом, вместе с нами. Недаром закрыли архивы. Коммунисты так и не извинились за террор и ошибки перед русским народом. Мы сами потомки либо тех, кто гнал праведников, либо отворачивался, боялся и молчал. Поэтому интерес к исповедникам — не отвлеченный долг благодарности, а, возможно, школа на будущее.

Человек — наиболее совершенное подобие Бога, поэтому лучше всего читать ответ о небесном лекарстве для России, написанный духом людей, любивших Бога. Таких людей к концу тридцатых годов почти не стало. Нам остались их могилы, разрушенные храмы и записи допросов. Со их страниц нам слышен голос исповедников. Читая текст бесед мучеников со следователем, можно задаться резонным вопросом:

— А в чем суть их мученичества? Ведь на допросе не просили отказаться от Христа, совершить кощунство или принести жертву Ленину?

Вот, греческие новомученники прямо и смело шли к бесерменам и ругали их веру, хвалили Христа и сами искали крест. Всех наших смелых христиан избили до двадцать первого года. Остались тихие, скромные и неприметные молитвенники, которым предлагали быть тайным агентом, отказаться от служения или стать просто лжесвидетелем. Что ж тут такого духовного? Гражданские статьи. Что они исповедовали? И ради чего они все-таки шли на смерть вслед за греками?

По-русски мученик — это тот, кто принял мученичество, то есть тот, кого мучили, причиняли боль. По-гречески мученик — «мартирос» — свидетель. Тут сделан акцент на ином качестве подвига, на свидетельстве. Святой мученик свидетельствуют жизнью о том, что есть ценности выше самой жизни. Это кажется невероятным: что-то может иметь большую цену, чем радость свободы семьи, и всей поэзии жизни, данной нам Самим Богом. Разве для того нас призвал из небытия Творец, чтобы мы бросили дар жизни к ногам энкаведешника и позволили ему стереть нас в лагерную пыль? Жить хотелось, но они выбрали смерть.

Митрополит Петр Полянский [9] писал властям с просьбой послать его хотя бы в лагеря:

«Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне ещё ни разу не приходилось быть на прогулке днём; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. … Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены».

Можно сказать много слов, но поступок выбора между жизнью и смертью — самое сильное доказательство. Сильнее аргумента нет.

Что же мы видим из допросов? Я нашел допрос наших сельских спас-клепиковских старух в 1929 году. Они просто молились, никого не трогали, собирались в доме у одной женщины, пока к ним не был подослан агент. Главным доказательством «шпионской» стало наличие в доме у одной из старух… противогаза. Семь человек были арестованы и стерты в пыль. В пыль стерли так основательно, что спустя восемьдесят лет никто их и не вспомнил из односельчан.

Они пропали за любовь к службе. А так как служба — это содействие с Богом, а молитва — беседа с Ним, то пропали, можно сказать, за любовь к Богу. Они не хотели и не могли любить бога иного.

Из архивов: «…клирик Знаменской церкви у Крестовской Заставы Толузаков, дал показания против арестованного священника, заявив, что отец Георгий, посещая разные церкви, вел антисоветскую агитацию. «На мои предложения, — заметил свидетель, — о том, чтобы он начал писать музыку для песен на социалистические темы, он брезгливо ответил, что он «идейный и правоверный священник-христианини продаваться не намерен, хотя ему и предлагали это». Прямо как в псалме 136 «На реках Вавилонских»

На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе.
На вербах среди него мы повесили органы наши.
Ибо там спрашивали нас пленившие нас о словах песней и уведшие нас о пении: «Воспойте нам (что-либо) из песней сионских!»
Как запоем песнь Господню на земле чужой?
Если забуду тебя, Иерусалим, да будет забыта десница моя!
Прилипни язык мой к гортани моей, если я не буду помнить Тебя, если не поставлю Иерусалима, как верх веселия моего!

Для них СССР был Вавилоном. А Ленин — явным слугой антихриста. Они не могли даже из страха смерти обозначить своей любви или даже терпимости к врагам Христовым и пострадали за целомудрие и любовь к Богу истинному и живому.

Другие пропали за то, что никого не выдали. То есть сгинули за любовь к людям. Человек принимал для себя решение быть порядочным даже до смерти. Принять такое решение душе, не укорененной в Боге, невозможно. Пример такой стойкости колоссален в плане воспитательного примера для всех, кто находился рядом с мучениками.

Нельзя сказать, что концлагеря были подчинены нравственному авторитет у христиан-исповедников. В них, разумеется, царила уголовно-большевисткая атмосфера. Как и сейчас, так и тогда в тех тюрьмах и зонах христиане не определяют и не определяли ход жизни и неформальный уклад жизни зоны.

Нельзя сказать, что следователи и палачи переменились, общаясь с Павлом Груздевым [10] или Иоанном Крестьянкиным [11]. Нет. Переменились те счастливцы, рядом с которыми жили и спасались эти святые люди. Сила христианства в умирающих зернах, падающих на пустое место и прорастающих некоторое время спустя в поле зрелых колосьев. Римская империя стала полем Божиим через триста лет исповедничества. Нам удалось увидеть первые всходы после восьмидесяти. Мученики — столпы веры и Церкви.

Вот как сеялись эти зерна.

Как описывал священник Михаил Польский, бежавший в 1930 г. из СССР, сначала предлагалось дать просто подписку «честного гражданина Советской Республики» с обязательством доносить «о всяком случае контрреволюции», затем, через некоторое время, следовало уже требование дать вторую подписку: обязательство исполнять все распоряжения ГПУ. В конечном итоге все сводилось к тому, что для того, чтобы не сесть самому, надо было сажать других, причем делать это столь усердно, чтобы у хозяев из Госбезопасности не возникало сомнений в полезности своего секретного сотрудника.

В течение долгого времени преподобномученика Феодора Богоявленского (день памячти19 июля) вызывали на допросы ночью, не давали спать днем, а на допросах беспощадно избивали. От священника требовали, чтобы он назвал всех своих духовных детей и людей, с которыми близко общался.

«С декабря 1940 года по день вашего ареста чем вы занимались?» — спросил его следователь. «Через своих знакомых, проживавших в Москве, а также через свою сестру я получал работу по графике, ретушировке портретов и тому подобному, этим и занимался». — «Значит, вы утверждаете, что с декабря 1940 года по день вашего ареста занимались художественной работой, которую получали через своих знакомых?» — «Да, это именно так». — «Назовите ваших знакомых, которые давали вам художественную работу».

Отец Феодор отреагировал на это предложение следователя столь решительно, что тот не посмел записать его слов, а вместо них написал: «На этот вопрос обвиняемый дал контрреволюционный ответ, и я его не записал».

 [12]

А вот фрагмент допроса и ответ на предложение стать осведомителем другого священномученника Николая Тахтуева. Вряд ли он предполагал, что не так скоро, но все-таки падет советская власть, и мы, ему совершенно неведомые христиане, прочтем его слова вслух:

«Гражданин начальник! — писал он. — Разрешите мне объясниться с Вами письменно, я говорить много не умею по своей необразованности. Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить — мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым пред Богом и людьми, ибо, когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя, а совесть у каждого человека есть, только она грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, каким Вы бы хотели…»

Вторая грань подвига новомучеников — это глубокая порядочность и цельность личности. Цельность в том, что они, выбрав Бога основой своей жизни, полагали, что вся их жизнь, вплоть до мелочей — это исповедование Бога делом. Таким образом, причиной их гибели стали два слагаемых. Первое слагаемое — это чистая любовь к Богу, а второе — верность Богу, проявляемая в любви к людям. Самую простую и обычную жизнь они понимали как свидетельство верности.

Часто кажется, что европейские добродетели — это естественные вещи, взявшиеся ниоткуда сами собой и понятные каждому нормальному человеку. Но это далеко не так. В других частях света добро и зло, порядочность и подлость, милосердие и жестокость выглядят совершенно не так, как у христиан. Наши добродетели есть производные от веры в Христа. И самое интересное, что они имеют обратную силу — индуцировать веру. Если человек честный, милосердный и умный, то рано или поздно он приходит к Богу. Или его предки были угодниками Божиими и он еще не успел растерять добрый обычай. Сохранение и исповедование христианских добродетелей — огромная заслуга всех праведников.

Советская власть совершила фатальную ошибку. Она срубила дерево Церкви и не выкорчевала побеги, присущие христианскому миру. Она должна была и рассчитывала при помощи науки создать самодвижущихся зомби. Для этого держали и не трогали таких ученых, как Павлов, ожидая, что он найдет секреты воздействия на подсознание и инстинкты. СССР при помощи Крупской пытался извратить детство и школу. Большевики хотели желал превратить любовь в стакан воды и упразднить семью, как о том мечтал Карл Маркс.

Они многого хотели выполнить из того что написал безумный и жестокий бухгалтер. Если бы они были последовательными марксистами, они бы довели дело до конца. Но они струхнули с таким человеческим гнильем остаться один на один среди мощных и воинственных соседей. И когда это зашло слишком далеко, коммунисты догадались, что это путь к самоубийству страны.

Участники Коминтерна[13]

Участники Коминтерна

Им пришлось сделать ставку на те человеческие качества, которые составляли основу христианского государства. Это было роковой ошибкой. Эти побеги восстановили ствол. Произошла обратная индукция. Любовь, дружба, семья, жертвенность не может быть мотивирована дарвиновским процессом и диалектикой. Все эти свойства имеют объективною ценность только в вере и Боге. И вера пришла.

Александр Шмеман [14] недоумевал, когда ему прислали из СССР киноленту «Москва слезам не верит», в чем смысл этой посылки. Она ему показалась обычной дешевой мелодрамой, которые Голливуд штампует сотнями. Однако для граждан СССР она была вехой того, что государство переносит свой взор с машиностроительных заводов, колхозов, буденовок, тракторов и окопов с умирающими героями на простого человека.

Вся эпоха шестидесятников — это время возрождения ценности и значения души обычного человека. Это советский Ренессанс личности. Возрождение иной этики, эстетики и морали не могло происходить в идеологическом советском вакууме. Я помню лекции по этике в нашем институте. Профессор говорил чудовищные слова о любви как о продукте биохимической реакции на раздражитель, возникающем в коре головного мозга.

Но на дворе стоял 1980 год, оставался только один шаг к вере, и он был сделан.

Советская власть, расправляясь с христианами, показала себя слабой и неуверенной в себе. Неужели эти тихие христиане были так уж опасны, чтобы нужно было их убивать без сопротивления? Коммунисты никогда не были уверены в своей правоте и поэтому так жестко расправились со слабым противником. Сильный так не делает. СССР всегда был труслив и лжив.

Вместо того чтобы казнить христиан публично, коммунисты, опасаясь возмущения народа, убивали их по-тихому, разыгрывали спектакль государственной измены. Но на самом деле всем было ясно, за что убивают верующих. За Христа. И наоборот, маленькие, тихие, скромные люди оказались сильнее государственной машины с ее железными кулаками, сапогами, наганами, самолетами и ракетами. Исторически христиане выиграли и увидели смерть СССР.

Мы, рассуждая о мученичестве, искренне недоумеваем: откуда у них взялись силы? Мы боимся Христовых мук и с ужасом думаем: «Да, им помог Христос», как о лотерее. Кому помог, а кому не помог. Им помог, а поможет ли лично мне быть таким стойким? И думаем: «Навряд ли». В самом деле, роза не растет на асфальте. Она поднимается с клумбы. Клумба — это праведность. Из допросов не видна жизнь праведников до ареста. Но если вчитаться в житие, то мы легко заметим как потихоньку, в течение всей жизни наполнялось их сердце благодатью и силой.

Исповедник Петр Великодворский с матушкой. Село Пятница Владимирской области[15]

Исповедник Петр Великодворский с матушкой. Село Пятница Владимирской области

Праведность и милосердие — это не мешок с дыркой на плечах и не тыщи поклонов в день, а прежде всего радость. Жизнь с Богом — это сочетание нашей жертвы и обратный ток благодати, входящей в нас от Бога.

Многие изографы пишут Христа на иконах в муках боли или как бы уснувшего, потому что большая часть из нас хорошо знает, что такое боль, но очень плохо разбирается в радости. Христос на кресте был мучим страшной болью. И мученики Христовы были подвергаемы страшным муках, в которых многие из них, вместе с тем, испытывали божественный восторг, устраняющий боль и ужас смерти.

В графике это должен быть божественный покой лучезарного Бога. Наши мученики — не мазохисты. Мазохист ищет боль, и она ему доставляет какое-то болезненное удовлетворение. А мученики шли ко Христу не болезнью, а увлекались радостью и благодатью, затмевающими страдания.

Христос на кресте кроме боли испытывал восторг любви, так же, как и светлые добропопобедные отцы. Эта Христова радость была не просто дана мученикам по ходу дела. Она исподволь рождалась и возрастала в течение всей жизни. От доброго дела к доброму делу. От честного поступка к честному поступку. Так незаметно тчется ткань праведности. Так постепенно очищается сердце. А чистое сердце умеет видеть Бога, и ничего лучшего ему не надо. Тогда человек попадает в пространство любви, из которого никто уже никогда выйти не желает. Зачем мир, если в нем грустно и скучно?

Опыт новомучеников — отличное свидетельство преимущества радости общения с Богом по сравнению с любой другой. В конечном итоге, духовная победа, купленная ценой смерти, — это сильнейшее свидетельство существования Бога.

 [16]

Новомученики жили так же просто, как и мы. Часто очень бедно. По сравнению с ними мы живем прекрасно. Для них были такие же очереди в магазинах и больницах. Они так же несли службу. Но в отличие от нас жизнь в миру они восприняли как служение. Опыт российских новомучеников уникален тем, что они, выйдя из ограды Церкви в мир, поэтизировали мир, показали, что вся наша, казалось бы, простая жизнь на самом деле часть Литургии — общего дела с Богом. Это открытие — как великое открытие в науке. Нам стало ясно, что у нас нет оправдания в неправедности. Мы теперь не можем сказать:

— Хорошо им, монахам. Сидят себе и молятся, спасаются. Нет у них ни хлопот, ни забот, молись да молись. А мы люди грешные, нам бы только у ворот Рая постоять или в аду найти место получше.

Конечно, есть еще много поводов к прославлению новомучеников, собранных честными отцами. Никодим Святогорец приводит пять причин, по которым Богу угодно, чтобы «новые мученики являлись в наше время».

«Во-первых, дабы обновлялась вся православная вера. Во-вторых, дабы маловерные не имели оправдания в Судный день. В-третьих, дабы мученики служили славой и украшением Церкви Православной и свидетельством против еретиков и их посрамлением. В-четвертых, дабы служить примером долготерпения для всех православных христиан, страдающих под тяжким игом тирании», то есть от тиранической власти — такой, как турецкое иго. «И в-пятых, дабы они вселяли мужество и стойкость в сердца всех христиан, принуждаемых обстоятельствами к принятию мученичества, особенно же тех, которые были на грани отступления от православной веры, дабы те следовали их примеру».

Я остановился на уроке, не вошедшем в эти пять пунктов, но очень важном для современной России и особенно для мирян — понимания ценности и благодатности спасения в миру.

По моим проектам сделано 12 новых церквей в Рязани. Но ни одной из них нет в честь новомучеников. Настоятели и спонсоры живут насыщенной духовной жизнью, в которой, как оказывается, нет места новомученикам и их опыту. А мне бы очень хотелось построить такой храм и вместе с братией сотворить там Литургию. Вместе с нашей монастырской братией и братьями, возлегшими на персях Господа посреди Рая.

Отец Авель Македонов мечтал увидеть открытым наш кремлевский Христорождественский собор и припасть к мощам нашего первосвятителя Василия Рязанского. И увидел, и припал. А мы просим у Бога:

— Дай нам увидеть русскую землю без идола-душегуба Ленина!

Лагерная кружка новомученника Петра Великодворского[17]

Лагерная кружка новомученника Петра Великодворского

Читайте также:

Фотокарточки исповедников [18]

Прот. Кирилл Каледа: Прославление новомучеников говорит об однозначно отрицательном отношении Церкви к Сталину [19]

Новомученики и исповедники Российские — что мы знаем о них? ВИКТОРИНА [20]


Article printed from Православие и мир: http://www.pravmir.ru

URL to article: http://www.pravmir.ru/novomucheniki-svideteli-radosti/

URLs in this post:

[1] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/015.jpg

[2] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/024.jpg

[3] Сталина: http://www.pravmir.ru/tag/stalin/

[4] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/036.jpg

[5] Ленин: http://www.pravmir.ru/tag/lenin/

[6] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/045.jpg

[7] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/053.jpg

[8] новомученников: http://www.pravmir.ru/tag/novomucheniki/

[9] Митрополит Петр Полянский: http://www.pravmir.ru/svyashhennomuchenik-petr-polyanskij-nediplomatichnyj-arxierej/

[10] Павлом Груздевым: http://www.pravmir.ru/tag/pavel-gruzdev/

[11] Иоанном Крестьянкиным: http://www.pravmir.ru/tag/ioann-krestyankin/

[12] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/063.jpg

[13] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/073.jpg

[14] Александр Шмеман: http://www.pravmir.ru/tag/aleksandr-shmeman/

[15] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/083.jpg

[16] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/093.jpg

[17] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2013/02/103.jpg

[18] Фотокарточки исповедников: http://www.pravmir.ru/fotokartochki-ispovednikov/

[19] Прот. Кирилл Каледа: Прославление новомучеников говорит об однозначно отрицательном отношении Церкви к Сталину: http://www.pravmir.ru/prot-kirill-kaleda-proslavlenie-novomuchenikov-govorit-ob-odnoznachno-otricatelnom-otnoshenii-cerkvi-k-stalinu/

[20] Новомученики и исповедники Российские — что мы знаем о них? ВИКТОРИНА: http://www.pravmir.ru/novomucheniki-i-ispovedniki-rossijskie-chto-my-znaem-o-nix-viktorina/

Click here to print.




--
Храни Господь
Дмитрий

<<Сила не в силе, а сила в любви>>

- Православие и мир - http://www.pravmir.ru -

Собор новомучеников. «Сила не в силе, а сила в любви»

Posted By Мария Дегтярева On 10 февраля 2013 @ 13:00 In Новомученики | Comments Disabled

Этот день в Церкви — день совершенно особый. Он посвящен воспоминанию о миллионах наших соотечественников, пострадавших за веру в период открытых гонений на Церковь, на Православие, — оклеветанных, невинно осужденных, вычеркнутых из жизни. «Вина» большинства из них состояла лишь в том, что они были «слишком хорошими людьми». Священнослужители, архиереи Русской Православной Церкви, прихожане храмов… И среди них – известные ученые, писатели, юристы, врачи, деятели культуры, военные и самые обычные люди. Но, сколько бы ни превозносилась сила, она оказалась не властной победить Дух, уничтожить   молитву. Несмотря ни на что, они остались христианами, помня о том, что Господь особенно близок к страдающим: где Крест, там и Христос. Как выражение исповедания целого поколения прозвучали в те годы слова сщмч. Серафима (Чичагова), митрополита Петроградского: «Сила не в силе, а сила в любви».

 [1]

Необъявленная война

  «Эмалевый крестик в петлице,

И серой тужурки сукно.

Какие прекрасные лица,

И как это было давно.

Какие прекрасные лица,

Но как безнадежно бледны –

Наследник, Императрица,

Четыре Великих Княжны»…

…Их семейные фотографии долгое время были недоступны вниманию новых поколений в СССР. Публиковать их, с точки зрения идеологов, было просто опасно, поскольку это было свидетельство, слишком ясное для тех, кто умеет видеть. Когда в начале 90-х гг. в печати появились первые архивные снимки семьи Романовых, многие люди с удивлением обнаружили, что в их лицах было больше человеческого, нежели в привычных типах руководителей государства. Они не внушали страха. И невольно на ум приходил вопрос: «Почему?» Как случилось, что в «справедливом государстве» эта семья, где было пятеро детей, была убита без суда и следствия, без права обжалования и соблюдения юридической нормы? Это был случай расправы над главой страны, не имеющий аналогов в европейской практике, поскольку даже самая яростная власть все же не решалась так беззастенчиво убивать детей.

Что-то не складывалось, не сходилось в схеме привычных интерпретаций. «Неожиданность народной мести для «кровавого тирана», его «безволие» часто иллюстрировали следующим образом: «Сидит Николай II под арестом и читает Киплинга и Чехова!» Вот, уж, действительно… Но стоило повнимательней познакомиться с документами, воспоминаниями современников, и открывалось другое. Признание государя: «Я берег не самодержавную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления послужит счастью России» имело продолжение: «Если я помеха счастью России и все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то я   готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за Родину». Поразительный ход мысли для человека, облеченного властью!

Один за другим выстраивались факты: по существу, он дал все, о чем его просили – Манифест, Думу, и, умаляя свои возможности, искренне надеялся на то, что выражение воли народа приведет страну к Законодательному собранию, которое будет способно выбрать лучшее для страны…

Мужеством и сознанием возможной развязки впечатляют и слова 14-летнего царевича Алексея: «Если будут убивать, лишь бы не мучили».

Публикация писем Александры Федоровны и царевен пролила свет еще на одно обстоятельство: кто еще из русских государынь за всю историю так подвизался в лечении раненых? В годы Первой мировой царица вместе с дочерьми несколько лет проводит в лазаретах, и они трудятся под руководством хирурга Гедройц как сестры милосердия. Старшие дочери Николая II делают в среднем по 12-15 перевязок в день.

Так что было за этим самым чтением Киплинга и игрой в домино уже после ареста? Не спокойствие ли в обстоятельствах крайних, не тот   ли самый «дух мирен», который никакая жестокость отнять не в силах?

Не это ли самое качество заставило вернуться в Алапаевск к другим членам царской семьи и к своей матушке – настоятельнице Марфо-Мариинской обители – Великой княгине Елисавете и Варвару Яковлеву, когда в Екатеринбурге чекисты, фактически, открыли ей план расправы и предложили сохранить жизнь?   Дух мирен…

События 1917 г . были не просто сменой власти. Самое страшное произошло в психологии народа – русские люди подняли руку на единокровных и единоверных – на соотечественников. «Бескровная революция», воспетая в школьных учебниках, обернулась скрытым повседневным кровопролитием. Продразверстка, массовый голод, карательные экспедиции ЧК и насильственная коллективизация довершили «победное шествие» новой власти. Взрывы аплодисментов на съездах скрывали истину о непрекращающейся десятилетиями гражданской войне внутри России.

За годы «построения коммунизма» люди привыкли даже к внешнему безобразию представителей псевдонародной диктатуры, будь то местная «Анка-власть» или влиятельный член совдепа. От того-то такой недосягаемой, далекой казалась многим та черта, за которой остались отверженные народом законные правители России. «…И как это было давно…»

Архиереи

Убийство царской семьи обнаружило характер режима, и тут же обозначилась   позиция новой власти в отношении Церкви. Первым ударом для Православия стала расправа над митрополитом Киевским Владимиром, учиненная   в январе 1918 г . в стенах Киево-Печерской Лавры. Владыку арестовали поздним вечером и расстреляли за оградой монастыря без суда и следствия никому не известные люди во главе с комиссаром-матросом. Трагедия и, в то же время – первый образ того, как подобает вести себя архипастырю: его убивали, а он благословлял, на него нацеливали оружие, а он молился с воздетыми руками: «Господи, не вмени им греха. Не ведают, что творят!» .

Большевистский террор был прообразом зарождающейся «социалистической законности». Последующие этому событию «мероприятия» приобрели более систематический характер. Своеобразным законодательным «основанием» для продолжения преследования верующих послужил выпущенный в 1918 г . декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», воспринимавшийся представителями власти на местах как сигнал к повсеместному уничтожению Православной Церкви и ее служителей, а также к разграблению церковного имущества. Когда в 1921 г ., после окончания гражданской войны, Россию охватили необыкновенные разруха и голод, последовала новая «волна» гонений, принявших вид организованного «похода пролетариата на церковные ценности».

«…Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, жизнь или смерть, но, что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе, возложу на себя крестное знамение и скажу: «Слава Тебе, Господи Боже, за все» — прозвучали в то время в зале судебного заседания слова митрополита Вениамина Петроградского. В них — все: и выражение отношения к суду, представлявшему собой тщательно продуманный спектакль, и свидетельство веры… Ни проклятий, ни попыток «обличать безумных» – спокойствие, достоинство, та же евангельская простота, что и обыкновенно.

Личная скромность и нестяжательность митрополита Вениамина были хорошо известны. Слова Владыки, обращенные к инициаторам компании по изъятию церковных ценностей: «Мы все отдадим сами» — были совершенно искренни. Но в том-то и дело, что препятствием   для власти было не противодействие Церкви, а как раз Ее непротивление и личность таких архиереев, как Патриарх Тихон, митрополит Вениамин, епископ Илларион Верейский, митрополит Серафим (Чичагов). Их облик, человеческие качества, глубокая образованность и христианское смирение составляли слишком заметный контраст облеченному властью невежеству. Вот почему провоцируемый властями конфликт с Церковью носил личный, персонифицированный характер.

Не почет и комфорт сулило в то время архиерейское звание, а готовность в любой момент пойти на казнь. Каждый из отозвавшихся на призыв Божий в те годы стоил десятерых. Как к испытанию верности отнесся к предложению Патриарха Тихона стать его помощником в деле церковного управления и будущий митрополит Крутицкий и Коломенский Петр: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то буду предателем Церкви, но, когда соглашусь, знаю, я подпишу сам себе смертный приговор». И он дал согласие. Всем, кто видел его, ясно было, что Владыка не соответствовал тому карикатурному образу духовенства, который усиленно изображала и тиражировала советская агитационная пропаганда. Когда в ОГПУ поняли, что митрополит Петр не согласится сотрудничать с ними ни под каким предлогом, было принято решение немедленно арестовать его. С 1925 до 1937 г . он прошел почти непрерывный путь арестов, тюремных заключений, ссылок на Крайнем Севере. Сколько и чего выпало на его долю! Голод, цинга, обмороки от удушья и испарений в тюремных дворах-колодцах. Телесно он «сдал» только в 1931 г ., когда, в обмен на приближавшееся освобождение по окончанию срока заключения, ему предложили стать… осведомителем ЧК. Как крепкое дерево, разбитое молнией, держится корнями, так до последнего держался и он без медицинской помощи, без каких-либо смягчений и снисхождений к возрасту. В 1936 г . ему было уже семьдесят четыре. Подходил к концу добавленный ему срок заключения. И тогда его объявили… умершим, а в 1937 г . расстреляли как «врага народа».

В списке пострадавших архиереев – и «правая рука» Патриарха Тихона, епископ Илларион (Троицкий) – в миру богослов, а в лагере — великан, богатырь, возглавлявший «рыболовецкую артель» священнослужителей, тот, к кому, по воспоминаниям писателя Б. Ширяева, никто и на Соловках не смел обратиться: «поп» или «опиум», только «Владыка» или, в крайнем случае, – «заключенный». Он был духовной опорой для многих, являя пример незлобия, терпения ко всем… Смерть настигла его уже при возвращении из лагеря – в поезде он заразился тифом. В том же ряду – и сщмч. Серафим (Чичагов) – пастырь, ученый-историк, врач, талантливый иконописец, композитор… За отказ сотрудничать с обновленцами – церковными революционерами, выполнявшими «заказ» властей – создать новую декорационную церковь, лишенную благодати священных таинств – он не раз подвергался заключениям, в 72 года был отправлен в ссылку в Архангельск, а в 80, уже очень больной, после месяца бессмысленных допросов в Таганской тюрьме, по приговору «тройки» расстрелян на подмосковном полигоне Бутово.

Великое множество архипастырей в те годы именно так засвидетельствовали свое право на это звание. И вровень со всем этим было бескровное мученичество Предстоятеля Церкви, когда невозможно было облегчить участь страдавших за веру, невозможно было даже проследить за тем, кто, на какой срок и куда сослан!

Власть соловецкая

30-е годы стали «триумфом власти соловецкой» уже в национальном масштабе … Люди всех сословий и званий, они чаще всего так и не могли понять, в чем состояла их вина. Для приговора к лагерным работам было достаточно одного подозрения, доноса или просто знакомства с теми, с кем сводила счеты новая власть. Большая часть из них оказалась в заключении без каких бы то ни было разумных причин для ареста, без малейшего законного основания. Вчера еще уважаемые и любимые близкими, после вынесения приговоров явочным порядком, не имея ни защиты, ни права на обжалование, они оказывались «каплей в море» человеческой массы, рассредоточенной по нарам под дулами охраны НКВД.

Но в застенках, среди повседневного убийства, изуверских пыток и унижений от уголовников и конвойных, среди голода и болезней люди, как никогда прежде, стремились сберечь душу. Ученые, среди которых было немало академиков, устраивали тайные «семинары», актеры ставили спектакли, а духовенство высоко держало крест, исполняя с риском для жизни свои обязанности – исповедуя, совершая тайные службы, даже причащая людей на клюквенном соке (за неимением вина) и трухлявом тюремном хлебе. Если бы это обнаружилось, священника могли бы отправить в «штрафную зону» — на знаменитую соловецкую Секирину гору, например, откуда возвращались немногие: урезанная до минимума, и без того скудная норма еды, ночи в неотапливаемом помещении, неподвижное многочасовое сидение под дулом конвойного делали свое дело…

Среди сотен тысяч исповедников — известные: архиепископы Лука (Войно-Ясенецкий), Иувеналий (Масловский), епископы Афанасий (Сахаров), Аркадий (Остальский), Вениамин (Милов), Арсений (Жадановский), Андроник (Никольский), Онуфрий (Гагалюк), схиархимандрит Антоний (Абашидзе), архимандрит Кронид (Любимов), иеромонах Никон (Беляев), протоиреи Иоанн Восторгов и Николай Гурьянов и многие-многие другие, дорогие людям имена… Но были другие, никому прежде неведомые, такие, как случайно попавший в «гулаговские хроники», благодаря воспоминаниям Б. Ширяева, батюшка Никодим из-под Полтавы – «утешительный поп», спешивший по первому зову ко всякой душе с Евангелием, простым «саморезным» крестом – настоящий был отобран – и причастием, и замученный на Секириной Горе за одно такое «нарушение».

А сколько верующих из мирян пострадало в те годы? Без числа. И практически в каждом районе – свои «Соловки», свое «Бутово». Можно ли исчислить всех? За год, с июля 1937 по август 1938-го года, на одном только Бутовском полигоне было расстреляно 20.765 человек. Расстрелы продолжались с 20-х до начала 50-х….

Превращения системы

В 50-х – 60-х годах, во времена «оттепели» для Церкви начался новый этап испытаний, связанный с приходской реформой – период разгула «уполномоченных», с хронометрической точностью фиксировавших каждый шаг, каждое слово духовенства.

Разве не мученичество – имея за плечами семью и несколько детей, в 40 лет быть выведенным за штат рачением уполномоченного и старосты, как протоиерей Михаил Старков из Перми? Лишь незадолго до смерти в архивах случайно нашли его «дело». «Преступление» батюшки состояло в том, что у себя на приходе он… часто совершал крещения детей и младенцев. Долгие годы нищеты, существования на грани физических возможностей. Идет, бывало, старенький священник, тяжело передвигая ноги, и несет клеенчатую сумку – «благословили на одном приходе». А в сумке… несметное количество зеленого лука и баночка прошлогоднего варенья. Придет в храм, и люди слетаются к нему, как голуби. Распевая слабым голоском праздничные тропари и кондаки, благословит всех с любовью, как своих детей. Начнет вспоминать что-нибудь, да только прервет сам себя глубоким вздохом: «Молчу по заповеди, молчу по заповеди…». Слезы текут по щекам, а лицо ясное, светится. Прошел год после его смерти, и в день памяти от Свято-Троицкого монастыря, где его принимали, поддерживали и откуда провожали в последний путь, до Богоявленского, где тепло поминали, мостом перекинулась через Каму яркая, сияющая всеми красками радуга.

Мы часто не можем потерпеть малого, а начинаешь читать жития исповедников и новомучеников XX века, а там – мир, радость… Там — Пасха. Епископ Илларион выходит на лодке в открытое море для того, чтобы спасти жизнь одному из лагерных начальников,   а «утешительный батюшка» Никодим и на Секириной горе в штабелях благовествует мальчишкам — лагерной шпане — о Христе. Над залитой кровью землей Соловков к небу возносится молитва, колышутся хоругви, мерцают огоньки. Архиереи в старинных облачениях, взятых под «честное слово» из местного музея, читают Евангелие, и сотни людей, больных, ослабевших – идут крестным ходом навстречу Воскресшему Спасителю…

В день Собора новомучеников и исповедников Российских наша Церковь вместе с поминовением   будет молиться всем им о том, чтобы в России произошло полное осознание трагедии XX века, возродилась Церковь, а упорствующие в ожесточении превратились однажды из оскорбителей веры в учеников.        

 


Article printed from Православие и мир: http://www.pravmir.ru

URL to article: http://www.pravmir.ru/sobor-novomuchenikov-sila-ne-v-sile-a-sila-v-lyubvi/

URLs in this post:

[1] Image: http://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2009/02/1sred-l.jpg