От кого: Татьяна Иванова <3217930@gmail.com>
Дата: 24 ноября 2011 г. 11:44
Тема: Расшифровка 2
Кому: Дмитрий Михайлов <dima.mixailov.spb@gmail.com>
(00.02)АИ: ...погибли в годы войны защитники блокадного Ленинграда. Там несколько дивизий, у меня тут данные есть. Причем слоями в самом низу в гимнастерках, потом второй слой — моряки, третий слой — уже в шинелях. И там эта дивизия, но это не надо поднимать (неразб)... и там хотели... поле начали распахивать там болотистую местность, в болоте, и что-то там строить начали наши... ваши олигархи. Ну вот в газете появилась такая статья. Вот у меня такой еще материал. И потом я читала. Так, пожалуйста.
(00.50) ДМ: Просто, вот люди, которые там жили, финны, они исторически там жили, до революции еще. Когда они стали свидетелями расстрелов, то во время войны советская власть воспользовалась этим предлогом, что вот была Дорога жизни и сказала им, что мы их эвакуируем, то есть не высылаем, не репрессируем — эвакуируем. И взяли буквально самые простые вещи с собой в узелок и в Сибирь отправили в 42-ом году в марте. Они многие погибли здесь. Кто-то остался в живых, пытался вернуться. Им не давали вернуться, они, значит, расселялись по Карелии там, по Эстонии, вот. И, собирая материалы по репрессиям, я, значит, вышел на материалы их воспоминаний. Это были дети тех людей. В частности они вспоминали о том, что после того, как они все это видели, их высылали сюда и выгружают на станции Комарчага.
(01.46) АИ: Да, да.
(01.48) ДМ: В бараки, значит. Потом отправляют куда-то отсюда там в деревни близлежащие...
(01.54) АИ: На голое место (неразб)
(01.55) ДМ: На голое место, да. И я, значит, собирая этот материал, контактируя с ними, решил, будучи в ваших краях проездом, взяв с собой камеру, посетить станцию Комарчага, спросить, не осталось ли каких-то воспоминаний о пребывании на этой земле этих людей либо у местных людей, наших, русских, либо у тех, которые каким-то образом остались здесь, финнов, потому что финны оставались. Я начал с того, что начал на Комарчаге пытался спрашивать просто у людей. Они плохо помнят. Нынешнее население Комарчаги плохо помнит. Я обратился к местным краеведам, в газету и вот сюда, в Совет ветеранов, чтобы найти людей, которые постарше. Вот. И по телефону из Питера звонил, вам звонил в частности, пытаясь найти вот этих... эти контакты. Чтобы потом, встретившись лично, спросить у вас и попросить записать для нас, помните ли вы или по воспоминаниям своим детским, или по родительским время, когда поступали в 42-ом году сюда и финны, и литовцы, и калмыки, и все остальные. И как это происходило, и что вы о них помните дальше об этих финнах. Пот поэтому если что-то в вашей памяти сохранилось, то я попросил бы вас немножко об этом рассказать. А для начала просто представиться, вот, как вас зовут, сколько вам лет, и что вы живете здесь. Поэтому представьтесь пожалуйста вы и вы тоже.
(03.22) АИ: Я Александра Ивановна Кортыченко. Мне 76 лет, я здесь живу в Сибири 50 лет, нет, 51. 50 лет у меня стажа педагогического. Сейчас я на пенсии. Вот осталась здесь... вообще я из Оренбурга. После окончания института нас, незамужних девчат... приезжал представитель из Красноярского КрайОНО, здесь им не хватало учителей. Ну это понятно в те годы, пятидесятые годы. И нас 29 человек из 75 выпуска литераторов, вот, кто успел выйти замуж, кто ходил в футбол да волейбол пригласил, у кого-то уже были (неразб), вот у нас 29 человек таких набрали и послали сюда. Вот так я здесь осталась. Вот, это вот мое вот. Так. Теперь. Я, Таисия Алексеевна знает, и Владимир Никитич, я давным-давно несколько лет пишу о репрессированных. И о немцах с Поволжья, и о блокадниках Ленинграда. И кстати, они все вот это... Трифонова, она Кордомен, она — финка, а Тереза Кузьминична, она — эстонка, Катинович. Ну ее фамилия-то не Катинович, она... это самое, мне надо вспомнить. И Тамара Константинов... Александровна Вол, то есть это — Руп, она — эстонка.
(05.17) Х: Тамара Александровна?
(05.18) АИ: Да, она эстонка. И их, эти семьи действительно... Я с ними со всеми.ю.. у меня материал есть, я писала книги о них. Вот и... в общем я этим занимаюсь давно. И собираю их постоянно и перед... вот 9... 5 мая я опять собирала. Ну Юрия Александровича приходил, вы знаете, что...
(05.49) Х: (неразб)
(05.52) АИ: Нет, Юлия Александровна, она у меня была, вот. Я их собираю. Собираю с 30 октября, когда они впервые получили в 91 году полный документ, что они не изгои, а по этому... реабилитацию... полностью документ о реабилитации. Здесь эта... Евгения Николаевна. Я их только... сейчас другие фамилии... мне надо вспомнить, я сейчас...
(06.27) Х: Котина здесь, да.
(06.29) АИ. Да, Лида Котина она блокадница у нас здесь. Да, теперь Юленька, Надежда Фоминична,м-м...
(06.37) Х: Волкова.
(06.38) АИ: Надежда Фоминична. Кстати, она нашла свою сестру чисто случайно только в восьмидесятые годы. Ну в общем вот... ну еще нам много таких немецких с Поволжья. Люда Крюдович тоже самое покойная, Царство ей Небесное. В общем вот я этим занимаюся...
(07.03) Х: (неразб)
(07.11) АИ: Люда Крюдович — немец.
(07.14) Х: Он, а она?
(07.15) АИ: А она... Людмила Федоровна?.. Нет, девичья фамилия у нее Еюкова. (Говорят хором). Да, да? Их привезли, мать полумертвую сюда, мать полумертвую привезли, здесь она умерла. И даже не сказали, где ее тут похоронили, Люду Крюдович. А он был самый старший, ему было где-то 9 лет и там, Эля и Мария. И парень, как его, уже забыла как его звать. Два брата и вот Люду вот Крюдович их отправили в детский дом (неразб). Брата в Техтеш его. В общем, это жуткие картины, это страшно, это страшно. В общем, когда вот они вспоминают и... Вот поэтому я с ними, я их собираю (неразб). У меня гостиная. Просто я, ну этим занимаюсь, это мне надо. Я хочу, чтобы наши эти вот, чтобы наши вот, у нас тут не все такие. Нельзя назвать, простите, чурками, ну, тут они есть такие, которым безразлично почему... судьба этих людей. Простите, это трое мы здесь.
(08.53) АИ: Ну хотя я не боюсь ничего, потому как, когда вот я книги эти выпускала, и мне некоторые говорили: «Хм, а кому это надо? Кто их читает? В общем, вот такое, с таким я мнением. Поэтому я, извините, вот я так и сказала. Так что у нас тоже разные люди были. И я это знаю, поскольку у меня записи есть и их воспоминания, и в каких условиях. И как дети их учились, и как над ними издевались в детском доме, и воспитатели их лупили — они по-русски не знали. Павел Крюдович вот вспоминал. Хорошо, что он оставил немножко вот эти... наверное чувствовал сердцем. Это наш друг, бывший друг нашей семьи, поэтому я много и знаю. Так вот они закроются этим... тряпьем, ребятишки, и разговаривают по-своему, а днем они молчали. Потому что заговорят на своем языке, их, еще эстонцы, их просто... издевались над ними, если уж так сказать. И такое было. Это не только, так скажем, семья и дом твой... такие вот вещи.
(10.18) ДМ: Хорошо. Представьтесь пожалуйста.
(10.21) ВН: Мне чего представляться? Я в принципе здесь с 60-го года, поэтому период, когда уже... практически не было уже... (слышна чья-то неразборчивая речь)... Владимир Никитич Харизин, партийный работник...
(10.45) АИ: Бывший учитель. Но он ушел на «легкие хлеба».
(10.51) ВН: Хлеба? Учителем-то я получал 80 рублей, а на «хлебах» — 90, Александра Ивановна. Поэтому не спрашивали, какие хлеба, а сказали: вот сюда иди.
(11.06) АИ: Работай с детьми. Я никакой профессии...
(11.08) ВН: Поэтому с 60-го года я, например, знаю, о ком говорит, вот, Александра Ивановна, о Людвиге Людвиговиче, о других. В принципе я их знаю. Я даже и не знал, что они какие-то ссыльные и еще какие-то, относящиеся к какой-то категории, на которые надо было обращать внимание. Жители и жители. Мы все общались. Все общались (неразб). С Людвигом Людвиговичем... это был один из наших музыкальных людей, с которым постоянно мы ездили с агитбригадой,
(11.47) АИ: Прекраснейший человек был.
(11.49) ВН: Да. Выступали перед тружениками как раз во время уборки, во время посевной. Вот с людьми работали. Он был активный очень, да. Он никогда, я не чувствовал чтобы он был... «не наш»...
(12.07) АИ: Это... это действительно относится к ним, вот к этим всем людям, извините. Они никогда... вот они то, что рассказывали... А так вот у них чтобы... Они все у нас многие... они все у нас впоследствии получили прекрасное образование высшее. Причем это такие у нас уважаемые лица, что нашим вот местным и наверное далеко до них. Да, вот Саша вот — чудесный человек. Вот эти... Боусы. Андрей Андреевич это же (неразб) какие люди — замечательные люди. Именно они вот у нас составляют костят. А местные у нас не все такие. Очень много ленивых. Я имею в виду людей. Не скажешь там из-за лени такой, я по-другому подразумеваю, что такое лень. А это... это прекрасные люди. Они много сделали добра для нашего района. Да и делают. Да и делают, если уж так сказать.
(13.19) ДМ: а вот какая сохранилась память в воспоминаниях, которые уже косвенно доходили или рассказывали о том, как происходило вот само появление их здесь. Вот они приезжают в эшелонах. Куда их направляют? Где стояли эти бараки, в которых они жили первоначально? Куда потом развозили, где находилась комендатура, где они отмечались? Вот такие детали их жизни, которые, может быть, сохранились вот в памяти у вас по сумме воспоминаний?
(13.44) АИ: Конечно. Увозили их, часть увозили по деревням. Лысогорка, которые закр... теперь уже деревни снесены. Лысогорка, еще там вот эти, ну, Сосновка. Ну Сосновка это еще считается почти... Замано, Замано, Колгитское, Большой Унгурт, Малый Унгурт там вот. Туда и дальше и дальше, и Колбай там и ой-ой ой. А здесь вот кто в Шало, их вот... тут у нас как место-то называется, место-то по нашему-то Дерябка...
(14.28) ВН: Подсобное хозяйство.
(14.29) АИ: Подсобное хозяйство. Их туда на голое место. Они делали эти землянки там из глины там, в общем покрывали их этими... листьями там разными и все прочее. А когда дождь, вода проливалась, и дети вставали, а досок нет — полы глиняные. Там глина, там глиняная местность, Владимир Никитич. Вот и почти по колено вставали в эту холодную воду, глину и воду вставали ребятишки. Это вот Ванечка Боус покойный расказывал, и не только он, и Евгения Николаевна, и там они разной национальности, и они вот там на подсобном хозяйстве. И потом уже сами стали маленько более или менее... А так на голое место. Так же как и вот Большой Унгурт — на голое место. Так что многие поумирали. Приезжали и здесь умирали. Ну кто-то... ну выжили кто-то. Вот такая...
(15.43) ДМ: Мне прозвучало в воспоминаниях финнов, что в Комарчаге на них выгрузили какой-то барак, который был по их мнению не для людей сделан, а скорее всего для скота, потому что, когда они легли спать, они сквозь доски видели звезды.
(15.58) АИ: Да.
(15.59)ДМ: То есть там даже не было такой сплошной крыши.
(15.59) АИ: Да, да.
(16.01) ДМ: А где была эта разгрузка, где эти бараки стояли в Комарчаге, вы, так сказать, помните?
(16.06) АИ: Я не знаю там, где эти бараки...
(16.10) ВН: Там, во-первых, и животноводства не было и бараков тоже не было.
(16.14) АИ: Там на голом месте был... и вот а утром, где вот они жили, а потом за территорию просто на лошади грузили умерших и куда-то увозили. Даже я не знаю, их наверное не хоронили. Тогда время такое было, и волки были, и голодные...
(16.35) ВН: И мы голодные были. Непохороненными их не оставляли, Александра Ивановна. Это во-первых, никто не разрешит, чтобы они валялись.
(16.42) АИ: Нет, а там, а там-то увозили их. А куда их увозили...
(16.47) Х: Лида Котина рассказывала, что мама умерла и похоронили ее здесь (говорят хором). В землянке она говорила (неразб)... Она говорила: мы жили в землянке. Вот как сделали: землянка и (неразб)...
(17.02) АИ: Потом землянки делали.
(17.04) Х: На Комарчаге они жили в землянке.
(17.06) АИ: А потом уже как маленько обживались, начали маленечко там из бревнышек строить себе эти...жилые там, скажем...
(17.20) Х: Ну правильно, привезли их. Как это, куда их? И я помню и на квартиру даже их пускали. На квартиру...
(17.28) АИ: Не все...
(17.28) ВН: Да квартиры-то в общественных местах.
(17.31) Х: Да, в общест... я знаю, что вот мы жили во (неразб) районе, к нам заселили немочку. У нас немочка жила. Хорошая одежда у нее была. Она нам продавала еще за хлеб. Мама даст ей булку хлеба, она нам какую-то даст кофточку. Я помню, что у нас немочка жила.
(17.48) АИ: Да у них там не было здорово таких (говорит вместе с Х)... их мигом. Дадут 2-4 часа и брали, что успели взять. По дороге столько их умирало, вот они рассказывали, и во время бомбежек. Эта... Маша, я ее фамилию теперь не могу вспомнить, она в Сосновке... мы с ней очень дружили. Она потом умерла в Перуманске (?) в пансионате в этом. Маша, она в Сосновке жила. Она ехала оттуда с двумя сыновьями: Коля и …, Николай и... старший, не знаю, как, забыла, как звать. Началась бомбежка, они все из вагона выскочили и здесь, тут вот около прямо и лежали они после бомбежки, и она потеряла старшего сына. Искала, искала, а долго же нельзя - поезд не будет ждать - и она уехала. И обеих она потеряла сыновей, обеих. Одна приехала, ее сюда привезли. А потом прошли годы, и она... он ее, этот Коля, разыскал, он уже оказался где-то в Архангельске. Где-то там. Кто-то его, в общем, взял к себе, где... или там в детском доме был. Он вот сюда приезжал к ней и опять туда же уехал.
(19.22) ВН: Ну это уже с передовой они ехали, Александра Ивановна. Это на западе с передовой когда уезжали, разбомбили эшелон, там, понятно...
(19.28) АИ: Нет, по дороге...
(19.29) ВН: Я и говорю, эшелон шел.
(19.30) АИ: По дороге бомбили. При чем они ехали месяцами. Их оставляли на этих... на путях этих, потому как давали возможность поездам, которые шли на фронт. А эти... поэтому они ехали месяцами и без воды... не было воды, не было питания, только что взяли с собой. Больше не было ни питания, ничего. Умирали старики, умирали дети, не выживали. Вот такая штука была.
(20.07) ДМ: А блокадники, значит, ленинградские это были русские блокадники, это были именно такие сборные команды разные народы? Блокадники — понятие такое. Вот те, кого я сейчас упоминаю в фильме, они тоже не числились, как репрессированные. Они числились, как эвакуированные...
(20.28) АИ: Да, но они все равно в таких же условиях были. Вот эвакуирована была вот... она... фамилия у нее Берез Тамара Александровна, девичья фамилия Берез. Вот всю их семью Берез... это литовская или какая фамилия, ну в общем, я не помню: Берез (хор)... Да, да, Берез — вот это я хорошо помню. И то же самое — вроде бы эвакуированные, вот, хотя отец у них сразу с первого дня, ленинградец, он сразу ушел на фронт. Причем он занимал какой-то пост, не просто был простым таким, а какой-то пост, и с первого дня он ушел на фронт. Он с первых дней там, где-то месяца через 2 он и погиб. Там, там погиб. А их вывезли, маму, всю семью, в общем, маму, ее сестру и еще сестру с ребятишками. Вот Тамара Александровна и у нее младшая сестра, там еще братья, и там, тетушка, и их увезли... сейчас скажу... в Дудинку, в Дудинку. Вот там они в Дудинке пароходом, туда их отвезли.
(22.04) АИ: Вот там они и были. и... и вот вы говорите там: эвакуированные. Они, девочки, закончили школу и приехали в Красноярск поступать в техникум. Прекрасно сдали экзамены. Они летом, когда там они, ну сказали, что общежитие будет, все, там они там убирались в общежитии. Ну как как всегда бывшие абитуриенты. А потом, когда пришло время зачисления, их в списке не оказалось, и им сказали, вы вот такие-то и такие, поэтому вас не взяли в техникум и... А они без денег, без всего. И в сопровождении милиционеров их везли на пароходе в сопровождении милиционеров. Понимаете?
(23.03) Х: (неразб) она же институт окончила.
(23.04) АИ: Да, а потом она институт окончила. Потом, когда... да, она потом работала там у себя. Работала, а потом в шестидесятые, когда вот она... девочка одна поехала в Иркутск, и она с ней. Ну девочка та, русская, так сказать, без пятен, темных пятен, и она поехала в Иркутск, и Тамара Александровна с ней. Та поступила на другой факультет, а она вот на этот... (хор). После окончания этого института сельскохозяйственного она направлена была сюда вот, в Перуманский район, и тут вот так она и в Суглистом вот она работала, ветврачом она или что...
(23.50) ВН: Нет, она агроном.
(23.52) АИ: Агроном, да. Вот, ну вот потом замуж вышла за Яшу Руппа, а тот — немец. Ну и сюда вот переехали в Шалово жить. Так что... так что...
(24.09) ДМ: А какое количество, ну примерно, плюс-минус, по вашим оценкам было здесь репрессированных, не репрессированных, а переселенных людей, вот в тот период военный 42-го года, о котором мы сейчас говорим — зима 42-го года? Какие это количества? 10 тысяч, 100 тысяч...
(24.25) АИ: Это надо в этом взять... Тысячи. Потому что Перуманский совхоз весь из немцев. Там русских-то, я не знаю, был поселок или нет. Весь из немцев, да. (хор) А здесь у нас... а здесь у нас разных национальностей в этом, где же это... Дмитриадис-то, он — грек...
(24.50) Х: В Анастасино.
(24.50) АИ: Где же он там?
(24.51) Х: В Анастасино.
(24.53) АИ: А Анастасино. За Колбинском, да Анастасино. Там греки были.
(24.58) Х: Она, мать там и живет его.
(25.03) АИ: Да, родители там его живут. Вот, а тут и эстонцы, и латыши. После войны они приезжали в какие-то годы, в семидесятые, наверное, да? Они приезжали, останки забирали. Там уж как это получилось, которые похоронены здесь были их, в общем, такое даже было.
(25.24) Х: Есть (неразб) комендатура. Они все отмечалися. Поэтому все сведения можно взять здесь в комендатуре. Поэтому мы не можем сказать, сколько их было.
(25.35) АИ: Да, это в Красноярске. (говорят хором)
(25.38) Х: Они отмечались. Каждый месяц они отмечались. Поэтому они отметку... вот недавно, у нас Кральцова, жена Кральцова, она тоже немка. Ее как же фамилия.
(25.50) ВН: И потом перемешалось же все. Анастасиади же (неразб)
(25.56) АИ: Да, он был с большим умом. Он — герой социалистического труда. Ну, покойный уже.
(26.05) ВН: Заготовитель леса, древесины. У нас что тут? Лесная отрасль, сельскохозяйственная.
(26.12) АИ: Мрачек. Мрачек. Он по национальности, он поляк же, поляк.
(26.19) ВН: Там у него латышская и польская...
(26.22) Там у него помесь латышская и … Он директором совхоза был, герой соцтруда. Вообще, чудесный человек. (хор). В Сосненском (неразб) совхоз, комплекс. Это его заслуга.
(26.45) ДМ: Вы сказали, что отмечались в спецкомендатуре.
(26.46) АИ: Да.
(26.47) ДМ: Это означает, что...
(26.48) АИ: Может быть в Красноярске.
(26.50) Х: Нет, здесь была комендатура.
(26.52) АИ: Нет, нет, здесь мы не найдем. Здесь не найдем.
(26.57) Х: Нет, Галина Петровна говорила...
(27.00) АИ: Подождите. В Красноярск они... В Красноярске там они отмечались, и их потом оттуда распределяли туда, туда, туда. А здесь они просто отмечались, что... А в основном, вот вы хотите сказать, сколько народу, - это только можно в Красноярске где-то там.
(27.21) ДМ: А здесь когда они жили, это означает, что? что вся семья должна была идти, допустим, из Комарчаги в Шалинское? Или только один человек?
(27.29) АИ: Да, да. Ходили пешком.
(27.31) Х: Не все. Старшие. Дети не ходили, а родители, конечно, отмечались.
(27.35) АИ: Да.
(27.36) Х: А дети не ходили. А при чем дети? А родители, конечно, старшие которые, у них были уже документы, ходили отмечаться.
(27.45) АИ: Вот
(27.45) ДМ: Это обязательно каждую неделю надо было делать, да?
(27.49) АИ: Вот они, они вот мне рассказывали, которых привозили... привозили в Красноярск, они рассказывали, сколько трупов выносили сразу умерших. А Петр Петрович Астафьев вспоминает, почему он на год, почему он себе год прибавил, и ему еще было там 17 что ли лет. Он закончил... в общем, работал на железной дороге. И его заставили, вот пришел очередной состав. Выгружать, такую работу дали — выгружать мертвых. И вот когда он выгружал вот это все, он все это вот видел, как их сгружали эти трупы. Наутро он пошел в военкомат и ушел на войну. Вот это из его воспоминаний. Так что...
(28.46) Х: В войну, говорю, всем досталось.
(28.48) АИ: В войну всем было тяжело. Мне было 6 лет. Я то же самое. Были голодные и умирали с голоду, и питались только травой. Вот мы, например, щавелем конским. У нас там в Оренбурге нет такого разнотравья, как здесь. А там только щавель конский. Вот... то есть всем пришлось нелегко. Но самое-то главное, что у каждого все-таки была крыша над головой. Там мама оставалась или там бабушка, родственники. Вот это. Тяжело было, конечно, всем. Чего там говорить. Вот. Но все-таки мы, так сказать, коренное население, были все-таки в других условиях. Потому что...
(29.42) АИ: ...я вот училась с детдомовскими ребятишками. А детдомовских ребятишек привозили из Ленинграда, отовсюду. И их всех вот нас в один класс, которые с 29-го с 28-го года. Вот я в 4-ом классе училась, к нам привезли ребятишек этих с 28-го года. Вот Проскуряков Гена, Неустроев Володя там, Лиза Бричк... ой, сейчас, я ее Бричкина, Бардакова. Вот ну многих. Рая Столяр. Я их помню по фамилиям, потому что вместе, вот рядышком мы учились. И все они были разного возраста, но в одном вот в этом классе. Потому как их просто, раз один детдом... ну малышей, конечно, там с 1-го по 4-ый были эти классы, ясно дело. А вот уже старшие ребятишки, у нас сначала 4 класса было, потом семилетку... вот... и они заканчивали, и их отправляли в ФЗО, вот. Ну потом я со многими переписывалась, со многими. Дети разные были, конечно, и по-разному... Ну, в общем...
(31.15) ДМ: А отношение вот местных людей, которые приходилось все это видеть, к тем, которые приезжали. Как бы, как это говорится, без повода не выселяют у нас, да? Или наоборот, отношение как к пострадавшим, к потерпевшим? То есть как к таким же, как к преступникам или наоборот?
(31.37) АИ: Ну видите, и среди местного населения люди разные были.
(31.40) ВН: Во всяком случае в первый период времени всегда отношение было отрицательным. Вопросов тут нет. Фашистами называли элементарно и все. Просто фашистами называли.
(31.50) АИ: Вот у нас целый почти поселок был Ладыгино этих украинцев сюда привезли к нам туда в Оренбург и по ту сторону. Они вот учились когда у нас семилетка открылась. Они все при училище в нашей школе через мост переходили. Через реку мост, вот они, конечно, пешком, никакого транспорта не было. Уже взрослые были. Вот они никогда ни с кем не общались. Ни с кем. Ни девчата, ни парни, ни жители. Они жили обособленно. Вот обособленно. И даже уже когда мы взрослыми стали, вот не было такого, чтоб девчонка вышла замуж за того, или он женился на наших. Вот, были драки, были драки.
(32.50) ДМ: Это не здесь происходило, это происходило там.
(32.54) АИ: Нет, это у нас. Я же из Оренбурга приехала, вот поэтому...
(32.57) Х: Нет, не здесь.
(32.58) ДМ: Не здесь. Я вас спрашиваю про отношение местных людей, сибиряков.
(33.03) АИ: Местное население, ну вот мы, например, бабушка подкармливала детдомовских. Потому что я с детдомовскими была... раз сидишь за одной партой, в одной, в одном классе — ясное дело.
(33.19) ВН: Он говорит: здесь. (говорят хором)
(33.25) Х: (неразб) работала медсестрой в больнице много лет она, хотя была финка. Но она работала медсестрой в больнице, да?
(33.33) ВН: Всю жизнь.
(33.35) Х: Да, всю жизнь и на пенсию ушла. О ней хорошего мнения были (неразб) и о ней тоже хорошего мнения были.
(33.42) АИ: А вот Ира Калепова, мама ее, она же блокадница. А когда Ира заболела волчанкой, у нее в Ленинграде родственники оставались, и ее бесплатно возили.
(33.56) Х: Да, так что уделяли внимание блокадникам сейчас, и льготы такие сделали. Так что сейчас для них очень даже для нас...
(34.05) АИ: Ну сейчас-то ясное дело. Сейчас-то понятно.
(34.11) ДМ: Я знаю, что...
(34.12) Х: А в то время все страдали. А мы, что лучше жили? Я вот, мне было сколько лет, я опухала, голодная. Папа на войне, мама, а нас 7 человек. Я самая меньшая была и сидела пухла. Мама пришла: Доченька, я от себя отрежу (неразб)
(34.27) АИ: Совершенно верно.
(34.29) Х: А я голодная, опухшая. А потом в 9 лет пошла пилить дрова. И я пилила (неразб) пилить было. Вот какие был. В 9 приглашают пилить дрова. Никто ведь не пойдет, а мы работали. А муж работал, кузнецом работал.
(34.44) АИ: Мы с моим братом Михаилом и моя подружка Настя Кузнецова и Нина Коновалова, вчетвером, пошли колоски собирать. А мы-то оладьи, там с травкой хоть мама накормила, а они-то голодные. Они наелись этого зерна. Оно же отравленное тогда не знали, мы все поели. Но мы-то спаслись, в больницу нас отправили, а они вот так и … они умерли.
(35.16) Х: Мокруху ели, крошку (неразб)...
(35.20) АИ: Да, да, да. Всем хватило (хор)...
(35.24) ВН: Колоски собирали все. И ели все. И картошку мерзлую весной собирали уже по полю картофельному.
(35.34) Х: Насобираем эту картошку, в печке (неразб) хряпаешь. Подогрелся и съели. Вот как жили.
(35.40) АИ: А мы, семилетние, все работали. Я вот, со мной женщина была, тетя Настя, соседка. Она вот рядышком стоит на поле на пшеничном. У нас же там огромные поля. Там степи у нас оренбургские. Вот я рядышком с ней с серпом. Я нарежу серпом жменечку, вот такую. Ей отдаю, она перевивает эту (неразб) и в пяту — пять этих снопов ставит. И вот мы, дети, женщина и ребенок, женщина и ребенок. Так вот мы шли рядочками. А потом веялками на току зерно веяли. Веялка такая тяжелая, сейчас уже веялок нет, конечно, крутишь, крутишь ее... Да чего там говорить: и надрывались. И зерно отвашивали... ну в общем...
(36.41) ДМ: Где они работали, когда приезжали сюда? Вот, допустим, прибыли они в апреле 42-го года. Зима, снег. Значит, чем люди могут заниматься в это время. Вот они выгрузили их, да? Попали в какой-то барак, там куда-то попали — куда их дальше? То есть что они могли делать? Они после блокады еле ноги тащили. Что они могли делать?
(37.00) ВН: (неразб) колхозов же много было. По-моему и деревень-то было... более трех десятков.
(37.11) АИ: Ну вот кто старшие, подростки 14-ти лет мальчишки там, девочки, 14-15 — они на лесоповале в основном.
(37.26) Х: Я знаю, что у (неразб), он был с Рыбинского района, а работал в Анаставино заготовкой... заготавливали лес. Вот с Рыбинска сюда во время войны. Вот сюда вот, ему было 13, 14 лет, вот сюда, он уже валил лес.
(37.42) ВН: На заготовку леса еще с удовольствием ехали (неразб), потому что там плата была. Деньгами или еще что-то (неразб), как говорят, давали.
(37.51) АИ: А здесь, здесь вот когда они жили вот там на этом... как же... подсобное.
(37.58) ВН: Ну...
(37.58) АИ: Там кстати, еще Андрей Андреевич у них тут сгнил крест, а сейчас они новый поставили.
(38.08) ВН: На подсобке. (хор)
(38.11) АИ: Это подсобка там, около как дорога там за БАМом. Вверх Шало. Мы как-то ехали давно-давно с Кирпичинки с мужем и смотрим — покосившийся крест. И это самое, я говорю, слушай, Леня, что тут кто-то жил что ли? Он говорит, ну, наверное. Наверное. А потом-то вот я узнала. И там вот еще эти... рухлядь еще такая. Ну видно что...
(38.40) Х: Жилая деревня это была.
(38.41) АИ: Да, что-то там было когда-то что-то жилое.
(38.46) ДМ: Крест этот в смысле с могилы или крест...
(38.48) ВН: С могилы, могильный крест.
(38.51) АИ: Да, крест они сейчас новый поставили, обыкновенный. Ну это как память.
(39.00) ДМ: Общий памятник тем, кто...
(39.02) АИ: Да. Для них этот памятник, для них. Они в июле всегда все собираются вот там.
(39.09) ДМ: Это собираются калмыки?
(39.12) АИ: Нет, те, кто жил...
(39.15) Х: Блокадники эти.
(39.16) АИ: Они там собираются. Это их день.
(39.20) ДМ: А приезжают... приезжают сюда...
(39.20) Х: (неразб)
(39.21) АИ: Нет, Евгения Николаевна - немка.
(39.26) Х: Какая Евгения Николаевна?
(39.28) АИ: Мутолина.
(39.29) Х: А, Мутолина, да.
(39.30) АИ: Она финка.
(39.32) Х: Она финка?
(39.33) АИ: Да.
(39.34) Х: Мутолина, вот эта вот?
(39.35) АИ: Да. Или она... или она... эстонка.
(39.40) Х: Она - эстонка.
(39.46( ВН: Ну в свое время было много эстонцев, из Прибалтики вообще.
(39.55) АИ: Ну прибалтов больше отправляли за Ману.
(39.58) ВН: За Ману, а вот Хайдак, деревня в Партизанском районе полностью эстонская была. там отделение совхоза в свое время они (неразб) совхоза. там были свои специалисты уже, и управляющий, и агроном, и животноводы. То есть вся деревня эстонская.
(40.20) ДМ: Была... была или она как бы...
(40.23) ВН: Она и до сих пор... (хор)
(40.26) Дети... дети, ребятишки вот (неразб) Кузьминична, они пасли скот. Ребятишки пасли скот там вот на подсобке, ну, казенный там пасли скот. Кто-то за телятами, кто-то... вот ее старшая сестра санитаркой с больнице работала. Она потом так всю жизнь и проработала в этой больнице санитаркой, вот. Так что...
(40.56) ДМ: Еще вспоминаю, что финнов поражала религиозность литовцев. То есть они сталкивались с тем, что они верующие лютеране, а литовцы католики. И вот, говорит, поражаюсь, что они не стеснялись исповедовать свою веру, хотя время-то было какое. Вот они пели свои гимны, песни, молились открыто. Вот как... это сохранилось в памяти какая-то набожность этих людей, то, что они не боялись это делать? Советские люди они были запуганы. Они боялись. Церкви-то были закрыты по-моему у вас еще в двадцатом каком-то году. Последняя церковь в вашем районе была закрыта в двадцать каком-то году. мне как рассказывали в газете. так что для вас это должно было быть контрастом, если это помнится. Помнится что-то на эту тему вот как бы?
(41.39) АИ: В этом... в (неразб) вот в газете материал, помните, статья. Девушка на могиле этот или финн или финн наверное, финн наверное, так постамент поставил своей девушке. она собиралась замуж и что-то там какое-то, вот у меня газета-то сохранилась, вот я не помню только. А только не помню это самое. Вот (хор)
(42.36) ВН: Я, например, с шестидесятого года здесь я не помню, чтобы какие-то были. Все (неразб) уже. Дети остались, поэтому уже. Они все уже работали, все отучились.
(42.50) Х: Да, все работали, на равных правах были, никто никого не обижал, я считаю так, да?
(42.55) ВН: Да. Я вспоминаю, я встречался много с немцами (неразб) Там кстати тоже управляющие совхоза были немцы (неразб)
(43.34) АИ: Но дети до шестидесятых годов где-то вот после смерти Сталина и потом после там Берия, и вот это... еще время было, потому что вот со мной училась Нина Мнихи, она писала... закончила школу, она писала, да не писала только, чтоб ей дали возможность поступить в институт. Но потом только после смерти вот там каких-то, уже теперь забыла все их... наших... наших министров-то, кто там был. Но тогда она смогла поступить в институт. (хор)
(44.30) ДМ: Хорошо. Спасибо большое. Значит, если искать какие-то следы этих людей, то самих людей уже нет, остались только какие-то потомки. Вот, и в этом Анастасино там кто-то может еще жить сейчас.
(44.47) Х: Да, Анастаси... Анастасиади, он же там живет?
(44.48) АИ и ВН хором: Нет, он умер.
(44.53) ВН: Анастас Анастасиевич Анастасиади - это герой социалистического труда. Там у него семья полностью.
(44.59) Х: А вот сын работает же здесь.
(45.04) ВН: Анастасиади? Мачкариди.
(45.07) Х: Почему Мачкариди. В школе как работает фамилия?
(45.10) АИ: Нет, Дмитриадис.
(45.11) Х: А, Дмитриадис, вот как фамилия.
(45.13) АИ: Он - грек. Он грек по национальности. Он - грек. Они тоже сосланы же были. то же самое...
(45.22) ВН: У нас небольшая деревушка была Дзержинского района...
(45.25) АИ: Здесь у нас раскурочено, знаете, около 40 деревень. я когда проводила вот суд с ребятишками потом на суде, я собирала материал вот там Голубевка, еще какие деревни?
(45.42) ВН: Там много деревень было.
(45.43) АИ: Ой, много деревень. Я уже не могу их всех вспомнить. Они у меня там где-то все записаны, домой я ходила - столько деревень у нас было. Все они теперь уже раскурочены. А этот Пуссет... Эндель Карлович, он - Островки, с Островков. А еще там Нарва, потом эта... дальше-то Пимия, и еще там какие-то мелкие деревни. Ну я сейчас... это надо мне смотреть архив свой... смотреть архив.
(46.28) ДМ: Ну последний вопрос вот о сегодняшнем дне как бы вот. В сегодняшнюю память это входит вот как-то молодых людей. Я вот как-то спрашивая людей среднего поколения, своего, убедился, что они почти не помнят об этом. Может быть, я поверхностно судил, поэтому расскажите, как местные жители, вот грубо говоря, не будет ли такой ситуации, что пройдет еще 10-15 лет, ну 20 лет, уйдем мы, допустим, ну 30, и следующие будут говорить, что это сказка, что не было этих эшелонов, не было этих бараков, не было этих землянок - это все сказки. И тогда может все это повториться. Я просто боюсь этого, не хочу этого, но тем не менее, насколько это остается в памяти. Передается это не как легенда о чем-то, а как живая память? Есть такая память или ее нет?
(47.20) АИ: Ну здесь зависит от семей и от своих предков, как они могут передать детям внукам. Я поэтому вот книги о них... У меня очень много об этих семьях написано. Мне когда приходят книги из города, а им просто дарю эти книги. Это... это тоже своего рода память. Потому что это не только для них, а для детей их, внуков, ну и правнуки. Это вот бунт какой-то (?). Да, я с вами согласна, придет такое время, и они будут так же как и мы «иванами, не помнящими родства». Сейчас, посмотрите вот, появилась статья, как очернили этих, героев наших: Щетинкина, Кравченко. Что это в годы Гражданской войны, что наши... эти... как наши-то не красноармейцы, а как их называли? Ну красные да белые, ну, скажем, красные, что она, эта Красная армия состояла из бандитов там, из воров, прочее, прочее. Красноярский... «Красноярский рабочий» статья такая. Этот, как его, журналист-то... ну ладно... я его сохранила, эту статью - он пишет опровержение. А... вот такое даже появилось.
(48.55) ДМ: А какой-то центр есть, где люди собираются?
(48.58) АИ: Даже вот такие же... как же так? когда армия проходила здесь вот под Барзаначкой, бой был. Теперь это... я вот... Данилка... как он со скал бросился, потому что... в общем, это много надо рассказывать. Там армия, Красная армия стояла действительно, ну из деревенских крестьян там... Ну ведь это же столько... они этих беляков гнали вот тут по этой...Это вот тоже Саянские горы в этой же стороне? Да, здесь. До Саянских гор. а там дальше Саян и Монголия. Вот тут недалеко Монголия: 200 километров где-то, Саяны... так что...
(49.50) ДМ: Вот память о блокаде, не о блокаде, а о войне в этом аспекте войны...
(49.56) АИ: О войне не забудут, Отечественной войне. Знаете...
(50.00) Х: Пока есть участники войны на 9 мая, их, конечно, сейчас...
(50.05) АИ: Их не осталось.
(50.06) Х: Их уже мало. У нас по району их осталось всего 40 человек. По району участников войны. Это плюс еще сюда и приравненные. А в остальном одни после (неразб)... те, которые еще в Японии (неразб). А остальных участников войны которые, уже совсем мало. Это вот Воинов, Козупанов, Толя Сычов. (неразб) здесь недалеко.
(50.32) ВН: Нет никого. На востоке...
(50.32) Х: (неразб), потом Фоминична (неразб)
(50.39) АИ: Анна Иванна... Москалева, Надежда Фоминична... Тут их осталось-то... Кузнецова - все эти женщины, которых я всегда собираю. Да многие
(50.50) ВН: Степанов (хор)
(50.55) ДМ: Вот эта память, которая...
(50.57) АИ: Сусанна Иванна...(хор)
(51.02) АИ: Но дело-то в том, что даже по телевизору спрашивают: а ты помнишь там, что была война? - А какая война? - Даже по телевизору вот показывали такие...
(51.13) Х: Ну это плохо историю знают из детей...
(51.16) АИ: Это одно, а второе. В школе сейчас образование никудышное. Посмотрите, книги переделали. Вот в этой в истории, нашей российской истории, значит, всего о войне нашей Великой Отечественной - 2 листа. 2 листа. Разве это возможно? Это вообще издевательство. Книги все раскурочены. Там вообще делают нас «иванами не помнящими родства», какими-то манкуртами. И забудут у нас правнуки. Забудут они. О Гражданской уже наверное говорить нечего. Это хорошо, когда родители рассказывают своим детям, внукам, и еще какая-то память остается. Там в книгах, в чем-то... в каких-то, этих фотографиях, где в каких-то, вот.
(52.14) ДМ: А много таких родителей вот по вашему мнению сейчас среди ваших жителей, которые об этом периоде, о котором мы сейчас говорим, что-то говорят своим внукам?
(52.23) Х: Говорят. Вот у нас за 70 лет, значит, в школе про 70 лет с начала войны. Да, очень было организовано хорошо при школе... что началась война. Там выступали перед нами ребятишечки-первоклассники. О войне пели песни, стишки рассказывали. Вот буквально это было в декабре...
(52.46) АИ: Ну и статьи в газете о своих дедушках, о бабушках (хор). Таисия Алексеевна, это все равно семей таких, ну скажем, ну скажем, не скажешь грамотных, а ...
(53.04) ДМ: Ну это такое «славное прошлое», понимаете, славное. Это славное прошлое, когда мы воевали и побеждали. То, о чем мы сейчас говорим, это оборотная сторона войны. Это страдания людей, которые в тылу погибают бесславно, погибают не за то, что они погибают в каких-то там победах. Они погибают в общем по... частью глупости, частью там по злобе человеческой, неразумию какому-то. Вот эта правда войны. Что война это абсолютное зло, которого нельзя допускать. Нельзя допускать такого отношения к людям. Вот такая память живет или нет? Как вы считаете? Если про репрессии забыть...
(53.42) ВН: Безусловно живет. Безусловно. Отрицательное отношение абсолютно... абсолютно всего населения к военным действиям, к войне. И сегодня такого не найдется, который бы сказал вот: давайте саблю в руки. Нет...
(54.02) ДМ: Понимаете, вот то сталинское: нет человека - нет проблемы, и такой сталинский метод решения этих проблем, когда и народы депортируются вот за то, что они финны или там немцы, это же действительно, ну, вещь, которая не должна повториться. Вот об этом кто-то помнит...?
(54.20) ВН: Дмитрий Михайлович, надо и вторую сторону медали смотреть. Мы только всегда смотрим: ага, Сталин депортировал целые народы, сталин там совершал такие... надо и другую сторону смотреть. Какую сторону? А как вели себя отдельные.
(54.44) Х: Да, почему все сосланы? Это ведь не случайно было.
(54.47) ВН: Отдельные. А ведь мы знаем, что в той же Чечне там и до сих пор есть семейные кланы, родственные кланы. все население, это село, допустим, все какое-то ...
(55.03) АИ: Единое гнездо.
(55.04) ВН: Единое гнездо. Да. Поэтому они там решали за судьбу. Если они предавали, или встречали хорошо немцев - один ворос...
(55.16) Х: Да, и их выселяли.
(55.18) ВН: Я, например, не могу сказать вот немцы они обрусевшие уже были с Поволжья и их выслали сюда. Наверное, нельзя было этого делать. Наверное, боялось руководство, что это как пятая колонна будет у немцев.
(55.38) ДМ: Финны-фронтовики... Снимают с фронта человека и отправляют в Сибирь, сюда. С фронта, воевавшего с оружием в руках на Медвежьегорском направлении (хор). Просто об этом помнить.
(55.54) ВН: Это финская война... отголоски войны.
(55.55) ДМ: Нет, это не финская война. Это эта война. в 42 году поснимали c фронта финнов и отправили сюда к вам. это воспоминания их. То есть в Комарчаге мы слышали не только людей, которые из Ленинграда. мы слышали, просто с фронтовых частей снимали. Был приказ перед фронтом.
(56.13) ВН: Я не могу судить... не могу судить, чего я не знаю. Я не могу судить о том, чего я не знаю. Конечно, если бы я, например, был, я бы наверное (неразб) с врагом... Или тех же большинство немцев, которые... это труженики, честнейшие труженики. Вот. Я бы наверное опирался на их труд. Или во всяком случае где-то передвинул их или что-то там... другие меры, не в Сибирь. Сибири, кстати, тоже нужна была рабочая сила. Посмотрите, сколько заводов было переселено сюда. здесь под открытым небом уже выпускали продукцию. Военные (неразб)... И все в Сибири: Новосибирск, Красноярск, Иркутск и другие малые и крупные города - все. А сколько сельского населения пошло на разные производства? Это же не однозначные подход.
(57.12) ДМ: Ну как, если люди, заброшенные, допустим, в Красноярский край, ловят рыбу по колено в воде. после этого они частью погибают от цинги, а частью трясутся потом, знаете, болезнь такая суставов. Они у меня есть просто съемки финнов этих уцелевших. они говорят: лучше бы мы померли там в Сибири. Вот этого повториться, мне кажется, не должно. И вы, пережившие такие страдания вместе с ними, люди, которые были свидетелями этого. Я хотел как раз увидеть вас, потому что вы были свидетелями, которых не обманешь, которые видели этих людей. Потом вы их уважали, потому что они - работяги. И вот я хотел как раз об этом и спрашивать. Во-первых, что помнят о них, как это было. А во-вторых, что сейчас к этому отношение какое, к этой истории, когда прожита целая жизнь вами и ими.
(58.00) ВН: Я знаю мать с сыном с Прибалтики, по-моему латыши, приехали в нашу деревню. Деревня - 30 домов. Но там не было фельдшера. Она - фельдшер, медик. Антоша, сын ее, абсолютно по-русски, как бы, понятия не имел. А школа начальная... мы все пошли в школу в эту. Мы его научили разговаривать. Мы научили его. Сначала, правда, и дразнили и все. Два-три месяца надо было для того, чтобы он вклинился в эту семью нашу деревенскую, шпану эту босоногую. Колхозные... из колхозных мешков сшитых штанах ходили, бегали, вот. И потом он по-русски уже прекрасно говорил и писал и все буквально - 4 класса начальной школы. И мать... мать даже, бывало, ребятишек собирала как-то... приглашала просто. И разговаривала с нами и разговаривала с нами, угощала нас супом - все, чтобы вместе уже жили и учились. И он, по-моему он хорошие воспоминания оставил на всю жизнь о нас, о ребятишках, об одногодках своих, одноклассниках, да. Если бы я... с удовольствием встретился бы с Антошей. С удовольствием. Не знаю, где он... Очень сложно судить, но он умница был, умный паренек такой.
(59.52) АИ: Да еще сложно судить, Владимир Никитич... сложно судить еще потому, что все зависело от руководства. Вы говорите, но такое было. ну разве... а посмотрите, в армии были эти, кагебисты. Это ж были звери. они не только к этим плохо относились, они же даже и к своим-то, и к русским-то, скажем... Чего там говорить? Это еще зависит от людей. Были люди, а были нелюди.
(01.00.15) ВН: Все воспринималось у немцев Абвер господствовал, у нас КНБ, естественно. Поэтому встречно все эти дела делались.
(01.00.28) АИ: У нас немцев пригнали человек 500. потому что хлеб убирать... некому же убирать... лето. Пригнали на бригадный двор, там большая территория, там когда-то был баз, где быки. Потом вот такая огромная база, у нас базы называется, там коровы и лошади. ну они, когда их, немцев, пригнали, там коров не было уже, лошадей - все на войне, быков в другое место перевели. У них 2 этажа у немцев в этих базах, построили полати и соломой, соломы, слава Богу, много там... и там они спали. Так они... это...
(01.01.11) АИ: Мы сначала, детишки, боялись их, видели, они... ну офицерская стазу видно в такой кокарде, понятно, они чванливые были. А вот немцы простые, я, кстати, их в школе ребятишкам у нас рассказывала об этом, потому что я хорошо знаю и сама испытала... Анфиса Анисимовна на меня обиделась, там было такое, она ж - историк, у нее другое понятие, ну скажем так. ну вот. И они ходят и вот так, сначала мы боялись, если он подойдет так погладит по голове... простые немцы. Не все они и были звери. и также... также как наших гнали и их тоже гнали. И потом они к нам приходили: Матка можно... ну несколько там человек, матка можно? А у нас баня там на берегу (неразб) подальше, потому что у нас крыши все соломой покрыты, и ветра, и часто пожары были, и поэтому баня там... «Можно помыться?» Мама говорит: ну вот, набирайте воды и хворосту там и топите. Они потом...
42931:1800х70=1670
--
Храни Господь
Дмитрий
Комментариев нет:
Отправить комментарий