вторник, 6 сентября 2011 г.

РЖЕВСКИЙ ПОЛИГОН. Анатолий Владимирович Быковский. Интервью 02.09.2011 Часть 1

                                            РЖЕВСКИЙ ПОЛИГОН. 
Интервью 02.09.2011 
Тема: Ковалевский лес, Пороховой погреб.
Часть 1
   
К.Х.     Назовите, пожалуйста, Ваше имя полностью.
А.Б.      Мое? Анатолий Владимирович Быковский.
К.Х.      Чем Вы занимаетесь?
А.Б.       Ну я сейчас пенсионер. А, вообще-то я всю жизнь проработал в воинской части на артиллерийском полигоне, на Ржевском. Служил там, затем уезжал на Родину, там поступал в институт. Но там сочли, что я не нужен. Вот. Ну, я рассердился и оттуда уехал. Написал своему командиру и приехал, и здесь устроился. Сначала я работал по сборке реактивных изделий. Кстати, первый градовский снаряд туляки научили меня собирать. А затем я закончил…У меня были закончены курсы, но не сдано было на права. Вот. Я понял, что надо менять это,…а то взорвешься (смеется).
              Я ушел водителем работать, три или четыре года проработал водителем на грузовике, а потом в отдел испытаний вот этой реактивной техники залпового огня, пробеговые испытания и стрельбой. И вот этим занимался, значит, ну до самой пенсии, пока не развалился.
                                                             0-01-30
К.Х.       Здесь, на этом полигоне?
А.Б.        Да, да. На этом полигоне. Вот.
К.Х.       А в каком звании вы были?
А.Б.        Никакого звания. Вольнонаемный гражданский человек. Вот. Я только возил тех, кто должны получать звания. Они рядом сидели,  полковники и так далее. Они разные были. Работа была интересная, мне было интересно. Вот. Системы Град это все у нас испытывались, и я на всех на них… Там даже потом были контрольные испытания. Потому что, даже если их и приняли, то поступает на контрольные испытания .И вот там…   Ну, там специальная программа – пять тысяч километров пробежать, пострелять и отдать машину.
                А на системе Ураган я был головным водителем на первом образце. Это уже, это большая ответственность, потому что это, ну, государственные испытания. Десять тысяч пробежать надо, все-все полностью, от и до.
                Работа была она ответственная, и она была интересная. Но. Вот те командиры, которые были, когда я начинал, они были очень толковые, и они подбирали кадры не так просто.
                                                              0-02-56
                Вот сейчас вы видите, что там, значит. Не проехали перекресток, столкнулись там. Перестраиваясь, не включил чиновник тот большой или миллионер, не включил поворотник, сбил мотоциклиста. Последнее сегодня передали. А вот, например, закончив, сдав на водительские права, ты должен два года проработать, затем опять курсы закончить, сдать на второй класс и ждать, когда тебе присвоят. Если у тебя не было нарушений, тебе присвоят второй класс. Потом так же и на первый. Два года проработать, опять учиться, опять сдать. И, потом уже только, когда тебе присвоят, получишь первый класс, и будет у тебя уже возможность управлять любым транспортом.
                А вот в отдел испытаний, там два года ко мне присматривались. То есть, брали с собой в командировки, присматривались, как человек себя ведет, что с него получится. Если он склонен там к каким-то там излишествам, если он не ответственный, не постоянный, как говорят, то от таких избавлялись тихонько и подбирали других. Ну, я два года ждал этой должности, поступил и……
Я был везучий. Мне всегда говорили, что я в рубашке родился потому, что в таких передрягах побывав, вот. Ну, редко так что б получилось, что б уцелел.
                                                               0-04-26
                Вот, например, при одном испытании машина взорвалась и сгорела полностью. Ранен наводчик был, вот. Двое контузило там.




                 А я, только потому, что соблюдал то, что положено соблюдать. Если ты не будешь соблюдать, будешь отсебятину всякую, и будешь, самое главное, если будешь нечестный, там все это провал. Потому, что принцип этой работы  был в том, что как можно жеще  трясти, то есть вытряхивать с нее все, но быть честным. Ни в коем случае не допустить там какого-нибудь происшествия – въехал в дерево, перевернулся в канаву или что-то. Потому, что на предельных скоростях там, и все такое. Если ты честно скажешь, что вот тут вот то-то, а вот тут вот… Все. Будет все нормально. А, если будешь таить, то все равно это когда-то выползет наверх. И к тебе уже будут, значит, с предубеждением смотреть. И скажут – да, вот этот парень нечестный, от него надо избавляться.
                  Вот так 44 года я и проработал на этом полигоне. Но. Я увлекался охотой, вот. И я не столько, значит,  старался набить мешок дичи там, или что. А мне просто интересно было и я очень полюбил здесь лес. Я вырос в степи на Украине, вот. А, когда попал первый раз вот здесь в лес, меня буквально он очаровал, и я, значит, тогда подумал – я вот буду работать, я приобрету себе ружье, и я буду увлекаться охотой.
                                                                0-06-04
                  Я увлекался этой охотой, и, значит, подружился. Я дружил всегда с такими пожилыми людьми, которые не столько они ездят на охоту, чтобы погулять, выпить. А, просто вот действительно те люди, которые молча любят природу. Без всякого пафоса там и все такое.
                  И вот одним из этих друзей у меня был пожилой такой дядечка Митрофан Васильич, вот.
Он сам из воронежских, там все Митрофаны почти (смеется),вот. И, значит, я с ним подружил. И однажды, когда мы там.… У нас как принцип был – мы записываемся на машину, приходим, и нас везут, значит, на охоту. Кстати, начинал я с того, что, значит, я когда на грузовике работал, я возил этих охотников. Я привозил их в лес или на Ладогу, в основном. И там они занимались кто чем – кто рыбалкой, кто охотой. И я еще больше увлекся, и они меня как бы прельстили этим.
                  А вот однажды нам не дали машину. И этот Митрофан Васильич говорит :”Пойдем-ка я тебе покажу, как мы раньше охотились.” Потому что раньше же и машин не давали и все. И он меня повел, вот здесь мы зашли у Цветка жизни, где на Ковалево.
                                                                 0-07-30
                 И вдоль этого Генеральского ручья, там Генеральский ручей протекает. И мы дошли вот до Приютинской развилки. Вышли вот как раз на это место, где сейчас вот называют Пороховой погреб, но в народе и на полигоне его называли разрядная база почему-то. Вот. А в народе называли – тюрьма и считали, что это тюрьма для тех, кто приговорен там к смерти или.…В общем, их  как накопитель там для того, чтобы потом их повесить, или куда там деть. И мы пришли, обошли это здание. Аккуратненько, потому что там же было еще и охрана. Ну как, там сторож был. Маленький деревянный домик был так правее чуть-чуть. И в нем, в этом домике жил пожилой дядечка со своей бабкой. Вот, кстати, я сына его знал, он на автобусе работал, фамилия его Бурят была. Ведь это такой хороший парень, потом молодым умер, излишествовал.
                 Мы прошли, ходили-ходили, он показал мне, значит, все. А потом подошли – огромная такая сосна, старинная, с такими сухими сучьями, уродливая такая.…И он говорит вот так, он посмотрел на меня – вот у тебя нож висит, вот возьми-ка нож и ковырни на уровне человеческого роста. И я ковырнул в нескольких местах, а там, оказывается, напичкано пулями.
                                                                   0- 09-00
 Вот. И он, этот мужик, Митрофан Васильич, был очень такой спокойный и малоговорливый. Он такой, он какой-то, с него вытягивать надо было. И я спросил :”Васильич, что это тут было?”
А он говорит: “Да тут расстреливали”. Вот здесь, говорит, в этой тюрьме, когда…..Ну сейчас-то ясно, что красный террор там все.…Вот когда, говорит, ГПУ или, значит, НКВД – там по-разному же называли. Вот здесь, говорит, приводили в исполнение. Потом уже, я очень много читал, и мне попалась книжка Лукницкой. Воспоминания о ее муже, который посвятил себя изучению Гумилева.





И я там на этом  рисунке, который набросан. Набросал он его, вроде, для Ахматовой, что б показать, где был казнен Гумилев. Я посмотрел, но я с ними не согласен, потому что пишет, что Бернгардовка там, все такое…
                    А вот эта разрядная база, она находится….вот буквально Приютинская развилка.
Значит, дорога идет на Приютино и туда на Всеволожск. А эта на Пугарево поворачивает. И, не доезжая этой развилки немножко, и перед этим, перед этой разрядной базой, перед этой тюрьмой, как ее называли, вот так чуть-чуть пройти вперед и налево повернуть. Там получается как будто вниз туда такой спад, и вот стояла эта сосна.
                                                                  0- 10-37
                      Она как бы в отдалении от всех остальных деревьев, ну так неопределенно. Я хорошо ее запомнил, она мне как-то врезалась в память, вот, а потом…
                     Да я всего пару раз там- то просто побывал. Ну, в последний раз я был, это когда уже ее, эту тюрьму как бы, ну, отдали на разграбление. Вы знаете, я понял что. Я теперь- то понял. Я тогда ничего не понимал. Я понял так, что в канун вот этого, значит, развала Союза, наверное, некоторые
люди, а может даже и многие, кто был причастен к власти, они вот это специально делали. Почему я так понимаю? Потому что вот, ну, ни с того, ни с сего не совсем, значит, такой не нужный объект.
Зачем его? Просто снять охрану и допустить туда на разграбление.
                     Еще свояк мой, царство небесное, Сашенька, он такой хозяйственный. Он как раз работал в этом отделе, значит, боеприпасом. И он у меня оттуда на дачу в Пугарево, у меня там, ну как огород был и сарайчик такой выстроен, там не разрешали строить какие-то там с крышей. Обязательно чтоб внешне был неказистый. Ни в коем случае не должно быть похоже на дачу.
                                                                  0- 12- 02
Но бог с ним. У нас там было больше десяти соток, и великолепно все росло, потому что  на загляденье было. Цветов было, моя жена, царство  небесное, она любила цветы, вот. У нас было (она увлекалась) шестьдесят два сорта георгинов. Разные. Вот.
                     Короче говоря, он мне привез две или три плахи. Это такие деревянные, длинные метров по шесть, толще, чем семидесятка, или тес это. Или как она называется, я не знаю. Вот.                                          
                    Но меня поразило что. Он привез, говорит – вот там разбирают, я, говорит, решил, что тебе тут. …И он попутно мне, значит, сбросил, привез. Возьми, говорит, тебе пригодится там – грядки что-то обделать или что. Но меня поразило что. Когда я ее стал, перевернул, стал что-то там, значит….
                    И вдруг….А оно (показывает размер) вот такое где-то. Значит, вот так и толстая такая. Сейчас даже таких древесных изделий я не видел, он такой брусок есть. Но меня поразило что.
Таким красивейшим, значит, каллиграфическим почерком, вот как у нас на Украине учили. У нас до пятого класса было чистописание. Учили красиво писать. И вот перо восемьдесят шестой номер был, с прижимом чтобы.
                                                                  0 – 13- 25
                     И я посмотрел, там химическим карандашом написаны имена. Шесть…пять или шесть имен. И внизу подписано, что – мы ни в чем не виноваты. И мне бы надо было взять этот кусок или как-то там…Или кому-то….А кому ты покажешь? Ведь никто этим ничего не интересовался. Я только знал, что там были вот эти, значит, процессы, уничтожали людей. Но тогда мало выплывало, и об этом почти не говорили.
Кстати, этот Митрофан Васильич, из него было слова не вытянешь. И я его разговорил только, когда… Я задал ему вопрос: “Скажи, Васильич, почему ты вот с этим вот человеком, у нас на работе, почему ты никогда не сядешь с ним  напарником играть в домино?”
                      У него такая привычка была –“ Я потом скажу”. И через несколько лет опять мы оставались ( он любил оставаться со мной ночевать), потому что я не бегал и не рвался там, значит, больше настрелять.




                       Развели костер, сидели. И я его чем-то там угостил, и у него разговорился язык и он рассказал: “Вот три человека я тебе назову, но ты только умри – никому не говори. На полигоне, которые стучали. Вот приходишь от толкового какого-нибудь мастера или артиллерийского наводчика, а это специальность очень такая…ну, она значимая. Потому что, вот он, например, в блокаду, его опускали в танк, в люк. Брали за шиворот, там под руки, опускали и он отстреливал. Значит, делал группу, стрелял, а потом вынимали его. Настолько опухший был, наливали ему мисочку там какой-то похлебки, и тут же он выходил, ложился там отдыхать и даже домой не ходили они. Вот”.
                                                                   0- 15 -12
                      И, говорит, приходишь на работу, вот в канун войны, перед войной было это. Вот тридцать седьмой и далее. Вот приходишь, а человека нет. И упаси тебя Бог, если ты задал вопрос, начинаешь интересоваться - а куда? Завтра и тебя не будет. Поэтому он и молчал. И молчал, как скала. Вот. А вот мне он почему-то доверился и рассказал. Он мне еще рассказал один интересный случай. Мы были тоже на охоте, на тока тетеревиные. Это очень такая поэтическая…поэтический вид охоты. Сидишь там, и вот это, когда слетаются….Вот картина у меня там (показывает). Старушка-доктор подарила вот эту картину мне. Соседка.
                      И мы с ним сидели у костерка. И он говорит: “ Ты знаешь, вот у меня было случай, я, говорит, до Токсово на паровичке доехал, а оттуда прошел, значит, вот сюда, на 16-800 место называется. Там еще такой бетонный блиндажик стоит. Теремок, его почему-то называли. Вот. Это территория морского полигона, но он соседствует, потом их объединили.
                      И я, говорит, выхожу с кустов, смотрю, говорит, стоит машина. Сидят двое, говорит, вот так на бугорке, а двое копают что-то.
                                                                   0 – 16- 30
                     Я посмотрел, говорит, назад в кусты, значит, эти выкопали, говорит, яму. Их тут же застрелили, засыпали, сели в машину и уехали. Показал мне это место там. Ну, такое песчаное сухое место. Вот. После на этом месте, значит, была подрывная такая площадка, на которой ненужные взрывали остатки боеприпасов. Там раскладывали, закладывали шашки, подключали – рванет, и все.
Вот такое. Я, говорит, сидел до самого вечера. Боялся, что, если меня там кто-то заметит или увидит, то могли, говорит, и меня туда.
                      Вот человек, проявляя вот такую осторожность, он, поэтому мне кажется, поэтому и выжил.
А иначе…..Вот такой вот случай он мне рассказал, а потом я читал в этой книжке вот, в этой… Лукницкий там о Гумилеве, что его, дескать, водили там где-то на Бернгардовке. Не знаю, может, что-то есть. Но, мне кажется, что все-таки, раз там вот это все проводили, вот….Потом  стало проскальзывать в газете, по-моему, рубрика…как же она называлась? Ее женщина там вела. Она упомянула Койранкангас. Вот.
                                                                    0- 18- 00
                   Я записал это слово. А у меня память на эти крутые слова очень такая какая-то, ну как бы склонность запомнить. Вот. Крутое имя, отчество там…и я записал это слово и куда я ни сунулся, но особо, куда ты сунешься? Где узнать – не знаешь. Попросил своего знакомого.
                   Ну, такой сосед по гаражу, который при мне и вырос мальчишка, потом закончил мореходку, очень толковый парень, ходил, значит, на судне, потом какой-то преподавательской деятельностью занялся, Алеша такой Обожин. Вот. Папа у него был военный, потом его сократили. Как большая семья, вот, три сестры, а он маленький самый был, всегда самый такой.… И вот этот Алеша, он, значит, когда с Китаем  были мы в распрях, то Китай через третью страну заказывал, что б у них он читал лекцию по безопасности, значит, судовождения. Вот.






                  Потому, что я еще спросил: “Алеша, скажи, пожалуйста, а вот ты…у тебя была хорошая машина такая Жигули красные, там семерка. Ты поменял и вот это купил. Где денег берешь?”
Он говорит: “Слушай, ну я ж на Ржевке рос”. Когда я поехал, говорит, в командировку, где-то там был в Скандинавии. То по моему статусу мне положено, говорит, там, в ресторане, там, пятизвездочного отеля там, опускаться вниз и выходить к завтраку там, обедать. Вот.
                                                                   0 -19- 40