16.03.2011 Интервью с Виктором Станиславовичем Фудалеем (фрагмент - 1 )
(00.00) Ф: ... в полуподвальном помещении. Вначале был младшим дворником, потом лифтером, и в пятом году он уже был монтер..
(00.08) ДМ: Понятно.
(00.09) Ф: ... при этом банке. Он взял буфетчицу замуж, мою будущую бабку, и мать у меня родилась в Снегиревке в 15-ом году. Понятно? Вот. И когда ей было 2 года, бабка выгуливала около Екатерины, напротив Александровского сада. Понятно? И в это время из Аничкина дворца шли царица с царевнами. Эта вырвалась от них и к ним в ноги... Ну что двухлетний ребенок, девочка. Те, значит, присели, ее погладили, погладили, значит, и потом ее в детстве, значит, говорит, ну когда она была девчонкой, говорят, а, ты с царицами играла. Понятно.
(01.01) ДМ: Хорошо...
(01.02) Ф: А?
(01.02) ДМ: Такие истории хорошо иметь в запасе в семейной генеалогии. С царицами играть.
Ф: Ты, говорит. с царицами играла. Так? А потом, когда свершилася революция, у кого есть связь с этим самым, как его называется, с деревней было там Пашка Корчагин, не Пашка, а этот самый Терентий у Корчагина в деревню поехал, а Пашка поехал дорогу строить, ну по нашей советской литературе...
(01.27) ДМ: Да, да, да.
(01.27) Ф: Ну и дед мой поехал в деревню туда. И там уже родились у него все остальные и все остальное. Понятно? А в двадцать, прошу прощения, примерно в 27-ом году пришел его новый шурин. Потому что у него было двое, трое детей от моей бабушки. Самой старшей, вот моей матери, было девятый год, 8 лет., а младшей было где-то... семи не было.. она была, значит, ну примерно 6 лет, да, не быо семи лет ей. Младшая. И он ей сказал: ты учиться не будешь, мальцев у меня нет, будешь работать. Он второй раз женился... а второй пришел, значит, ушел на Первую мировую войну этим самым, как его – солдатом, а вернулся с лампасами и ромбами. Ну и дед к нему, что я – специалист, а вот здесь погибаю. А он был в ГАУ. И он его пристроил на Ржевский полигон. И с этого примерно с 28-го, с 29-го года он привез туда эту самую мою мать будущую, и они стали жить там. И дед всю жизнь после этого проработал там нам Ржевском полигоне. И там был прислан мой отец в тридцатые годы с Севастополя. На полигон мой отец. Ну и соответственно на этом самом, как его называется, они познакомились, появился я. Понятно? То есть все на полигоне, все там.
(03.13) ДМ: Понятно.
(03.14) Ф: А маманька была очень красивая. Пойдемте я вам покажу. Хотите?
(03.20) ДМ: Конечно, хочу.
(03.21) (04.29) (В объективе камеры иконы, фотографии, размещенные по стенам комнаты.)
(04.29) Ф: А у нас же как? И 2-го января 42-го года его не стало. Понятно? Взяли... у меня где-то даже стихи где-то написаны. Надо будет посмотреть, вам показать, на эту тему. Так? Ну что вам еще сказать? На Ржевке в 42-ом году, 29-го марта 42-го года было Вербное воскресенье и немцы обстреляли станцию Ржевка. Маманька работала на заводе. Завод снаряжал снарядами (неразб) этими самыми. Почему? Потому что... может быть, смотрели кинофильм "Порох"? как они везли из Кронштадта порох? Там Николаев Иван Иваныч. Я его знал хорошо, потому что я жил на территории этого завода. Маманька его знала хорошо, потому что там работали и жили. Это прообраз. Этодействительно был такой человек и все остальное. Понятно? Ну нужны были... почему называется Пороховые, знаете?
(05.37) ДМ: Завод пороховой.
(05.39) Ф: А?
(05.40) ДМ: Завод там находится пороховой.
(05.41) Ф: Не совсем еще чуть-чуть. Дело в том, что Петр заложил верфь. Вначале крепость, потом верфь-крепость, это самое – Адмиралтейство. Потом что к нему заложил, Смоляной двор, чтобы оснастку на корабли. Так? Далее. Чтобы корабли воевали, заложил Литейный двор. А чтобы пушки стреляли, он заложил, что? Пороховой завод. И заложил его на Петроградской стороне. И в первое наводнение Пороховой завод залило. На Руси раньше порох звался "зелье". И отсюда осталися две улицы: Большая и Малая зеленины. Вот там был Пороховой завод. И тогда он сказал Меншикову, Меншиков Брюсу, Брю, значит, Макею Гусеву и еще там сейчас не помню кому, не буду говорить. Они по реке Охте поплыли и нашли пороги. И на порогах заложили в 715-ом году поровые мельницы. А так как был этот самый дяденька Петр - все новое искал, он привез из Голландии Петра Шмидта, чтоб новую фабрикацию пороха делал. Ну тот пил, а секрета не отдавал. Умер. Так? А молодая жена осталася. Петру нужен был этот мастер. Она говорит, а я умею делать. Он тогда, значит, к ней подослал двух парней. Так? И сказал, чтоб записали. Они все записали на своей сказке, и в 715-ом году Петр принимал у них экзамен. Прорубили просеку от Пороховой мельницы, от Порохового, от плотины, которая на Пороховых есть, и стреляли из мортирки медным конусом, куда забросит. То есть величину пороха вот этого. В настоящее время это улица Коммуны. Это первый полигон у нас. Понятно?
(07.56) ДМ: Здорово.
(07.57) Ф: Ну а потом дальше... больше не буду говорить. Потом стали стрелять, стрелять, значит, для того, чтобы когда появилась большая, то есть морская артиллерия новая этого самого, когда Обухов открыл новый старт для пушек и так далее, то нужно было искать новое поле. И дай Бог памяти семосот, нет, прошу прощенья, восемьсот семьдесят чуть ли не третий год на Ржевке сделали полигон. Расширили. И для того, чтобы им перевозить пушки с Обуховского завода на Ржевку был построен через него железнодорожный одноколейный мост, который сейчас, вот это самое, - Александро-Невской лавры. И как только его соединили, значит, соединили с Финляндским вокзалом и так далее и тому подобное. Я... я долго говорю.
(08.51) ДМ: Интересно зато.
(08.53) Ф: Понятно?
(08.54) ДМ: Да.
(08.55) Ф: Соответствено, значит, стал развиваться пороховой этот, прошу прощения, артиллерия, артиллеризм, все дальше крупного калибра. Довели до большое. И вот отец был прислан из Севастополя сюда, как артиллерист. Либо нового набираться, либо старое - я не знаю. Но он был хоть и гражданский, но имел типа, значит, офицер... командирское это самое... работал на полигоне. Значит, как вам сказать, по большому калибру этих - артиллерии. Вот он был там специалист. Он был не инс... как он называется, который проверяет-то это? Не инспектор, а...?
(09.47) ДМ: Мастер?
(09.49) Нет.
(09.50 ДМ: Контролер?
(09.51) Ф: А?
(09.52) ДМ: Котролер?
(09.53) Ф: Нет, нет, нет. Типа... инструктора. Инструктор крупной корабельной артиллерии. Так? А мать была очень красивая. Принесу вам, где-то у меня сейчас маленькая фотография есть. Так? Она своей... ну у сестры был тоже муж. Он ее взял, был танкист, началась война, он вместе значит с фотографией матери, которая маленькая, где-то у меня она есть, он сгорел в танке. Когда его вытащили, документы, как раз фотографию достали, и эту фотографию тетя Маруся из... как назывался в то время Оренбург? Тогда – Чкалов. Она переслала сюда, она вся помятая сейчас, ну из сгоревшего танка. Я говорю, я ее сделаю.
(10.43) ДМ: А отец в Севастополе... вообще, расскажите об отце немножко.
(10.45) Ф: А?
(10.46) ДМ: Об отце расскажите подробнее. Когда он родился, где родился?
(10.50) Ф: Мой отец – очень мало что знаю о нем.
(10.53) ОП: Только отступите назад немножко.
(10.56) Ф: Вы поймите меня правильно, я об отце очень мало чего знаю.
(10.58) ДМ: Может, посадим его. Так будет удобнее снимать.
(11.02) Ф: Чего нужно сделать? Скажите.
(11.04) ДМ: Нет, просто сесть, чтобы на постоянную дистанцию камеру поставить.
(Дальше до (12.28) идут приготовления к съемке)
(12.28) Ф: Пугарево. То есть это возвышенное место, это Румболовские высоты...
(Съемка прервана телефонным звонком)
(12.44) Ф: Значит, далее, что я хотел вам сказать. Мы стали жить у деда Николая, когда это самое... Отец поработал чуть-чуть на Красном инструментальщике, ушел на Финскую войну, оттуда вернулся, началась эта война. А он был очень... любил честно кому-то сказать что-то и немножко еще поддеть. Был такой. Так? И в эту войну где он что сказал, я не знаю. И его сразу же уволили из полигона 9-го декабря 41-го года. А уже, дай Бог памяти, через... даже меньше, чем через неделю к нему пришли с арестом. Я спал, меня разбудили ночью. Мать меня одела. Что я запомнил, значит, в квартире, у нас несколько комнат было, военные, горит коптилка или что-то такое. Понятно? Сидит в белом полушубке военный. Дальше в дверях стоят эти – красноармейцы с ружьями. Отец стоит перед ними и говорит: Он записал? – Все, все. Значит, его... ну теперь идемте. Он одел на себя, сказал, самое что ни есть, был большой мороз, но одел... сказал: оставляю сыну. Так это уже тетки рассказывали мои. Вот. И повели. Проходи, говорит. Он проходил мимо меня и сказал: Разрешите мне проститься с сыном. Так он меня поднял на руки и сказал: Расти, сын, и будь человеком. Так? Матери сказал, что: это навет на меня. И это деду сказал, что навет, там всем. Простите меня. Его этот самый – солдат пихнул ногой в спину, и он, значит, как говорится, распахнул дверь и вылетел туда на улицу. После чего забрали его не стало. Дима – мой дядька, он 29-го года, всего лишь на 6 лет меня старше, он выскочил на улицу, оттуда вернулся и сказал? Дом окружен, вокруг стоят эти самые – охранники. И на этом все это кончилось. 29-го марта 42-го года, я вам рассказал, было это самое, как его называется, - Вербное воскресенье. Мы спали. В это время на станцию Ржевка подали большой эшелон с боеприпасами, который сразу шел на фронт. Почему, как мать рассказывает и все остальные, что туда, на это, где все это делалося, снимали с фронта солдат, и они помогали им делать все эти боеприпасы. Понимаете? И утром, примерно часов в 6 утра стали обстреливать Ржевку дальнобойными этими самыми – снарядами. Несколько снарядов упало около дома. Так? Прибежала тетка и сказала: Папа, у меня выбили окна. Помоги. А у него были заготовлены эти самые – фанерные щиты. Он им поставил, а себе – только воткнул туда и все. А бабка лежит и говорит: Ты-то ей прибил, а у нас... Он поднялся с молотком, и в это время снаряд попадает в эшелон. Было три взрыва. Мы спали, как говорится, дома, проснулись на улице. Дом улетел. Он был деревянный и его взрывной волной сбросило. Вот мне недавно показали историю этого самого - полигона. Так? Длина воронки от этого взрыва, значит, их было три – два я видел, первый я не видел, а два – я даже летел через всю кровать... это через всю комнату из одного угла в другой – значит, больше 50-и метров длиной была воронка, с двухэтажный дом глубиной и шириной. Веру Инбер разбудило на площади Льва Толстого. А мы спали в этом доме, проснулись на улице. Все разлетелось. Так? Что там было, я не буду рассказывать – это уже другое. Значит, мать взяла меня. Что смогла из-под обломков вытащила, одела и мы с ней пошли. Домов было много пустых. Она пошла к своей знакомой, с кем работала, к сотруднице. Этот... здесь, значит, уже ближе сюда к Пороховым, и в пустом доме мы стали жить. Тоже никого не было. И мы там прожили с 29-го марта до сентября месяца. Летом начали дома, пошли на снос, потому что нужно было топить город. Как Пашка этот самый Корчагин, он там железную дорогу строил, чтобы Киев отапливать, а здесь было... Главный инженер... это самое – архитектор города пришел в Смольный, когда хотели пилить Летний сад на дрова и прочее. Он сказал, зачем? После войны мы будем сносить эти самые – деревянные дома и будем строить новые. Поэтому давайте снесем Старую деревню, снесем Ржевку, Пороховые, снесем Охту и будем топить. Понятно? И поэтому тогда Охту разобрали на дрова и прочее. И нас, значит, передвинули дальше. Мы уже здесь жили, вот вы проезжали, следующий там это самое... Даже прошу прощения, вот сейчас, вот здесь мы переехали сюда, где Ладога. Вот на этом месте там стоит, стоял наш дом после вот этого самого всего. Теперь далее.
(19.20) ОП: А дед погиб, да?
(19.21) Ф: Нет. Ему рамой дало по лицу. Значит, его эвакуировали, ему перебило нижнюю челюсть, перебило это самое – вкусовой нерв. Он ел горячее, холодное, сладкое, горькое – для него было все равно. Он не чувствовал. И у него почти не закрывался глаз. Его эвакуировали в Сибирь. Там его сделали начальником... энергетиком какого-то завода и не выпускали сюда в город до тех пор, пока он не пошел на пенсию. Потому что отсюда эвакуировали специалистов, а обратно не пускали. Поехали, значит, на разбитые эти самые - деревни, эти самые – города, там вербовали и привозили сюда и тогда еще говорили: с... ты вербованная. Что их навербовали, навербовали, а специалистов не пускали сюда, только лишь некоторых. Понятно?
(20.21) ОП: А почему?
(20.22) Ф: А там кому работать? Они же приехали туда, все, что отсюда забрали, они привезли туда в Сибирь. А кто там будет работать? Да это же для того, чтобы это самое, сюда вместо того что туда вывезли мы потом после войны привезли эти самые как из Германии, разбирали заводы они стояли вот это самое где эти заводы, все эти немецкие станки. Если наши были, извините меня шкивные ременчатые передачи, то у немцев была уже шестеренчатая передача. У них же было гораздо гораздее. Это нам все говорят: Ура, ура, и сопка наша. Дело в том, что немецкий солдат был более образован, чем наш. Поэтому он подготовлен был гораздо сильнее. Поэтому они нас били, поэтому. А мы говорили, что вот мы, мы, мы, мы, мы. Уж извините меня, это я немножко уже это самое...
(21.20) ДМ: А где вы жили на Ржевском полигоне, когда вот... где этот дом стоял
(21.25) Ф: Дом стоял там, где в настоящее время, где в настоящее время – ГАИ. Где Цементный завод, вот переходите этот, как его - железную дорогу, даже не доходите первого километра. Там до сих пор стоит трансформаторная будка. На месте нашего дома делают памятники. Рядом.
(21.53) ДМ: А Цветок жизни далеко?
(21.54) Ф: А?
(21.55) ДМ: А Цветок жизни далеко?
(21.57) Ф: Далеко. Первый километр еще не пройдете значит, примерно в полукилометре от станции стоял наш дом.
(22.07) ОП: От станции какой?
(22.07) ДМ: Это около штаба?
(22.08) Ф: От станции Ржевка.
(22.10) ДМ: Около штаба?
(22.11) Ф: А?
(22.12) ДМ: Около штаба полигона?
(22.13) Ф: Да. Даже ближе. Полигон чуть дальше. И эти самые там стоят еще командирские домики еще стоят двухэтажные несколько.
(22.20) ДМ: А вы не помните случайно такую вещь? На Ржевке жил Борис Алмазов. И он рассказывал мне, что после переезда ходил матрос часовой.
(22.32) Ф: Да.
(22.33) ДМ: Был такой?
(22.34) Ф: Был. Это было во время войны.
(22.35) ДМ: И он не пускал народ...
(22.37) Ф: Это было во время войны. Это я могу наговорить вам все, что угодно, потому что я прекрасно это помню...
(22.43) ДМ: Понятно.
(22.44) Ф: ...как это было.
(22.45) ДМ: Это правда, что дорога нынешнее Рябовское шоссе шла по территории полигона?
(22.50) Ф: Вся прелесть заключается в том, что та Дорога жизни, которая сейчас километрами обозначена, она не та дорога. Почему? Потому что машины шли до Звездочки по Коммуне. Доезжали, значит, до трамвайной современной линии, и они разделялися на две части. Первая шла на Колтуши. Вот по этой дороге вывозили. И вот там, где стоят эти два пилона с Лениным, Сталиным, там был пост, туда вывозить. А боеприпасы, хлеб и все остальное везли по Рябовскому шоссе мимо Цветка жизни. Вот по этой дороге везли сюда в город, а по той вывозили.
(23.38) ДМ: Хорошо. А после Колтушей, куда она шла?
(23.41) М?
(23.41) ДМ: Куда она шла после Колтушей?
(23.44) Ф: Она шла на Колтуши и за этим самым, как его называется, в общем, соединялася под этим самым, как его... Всеволожск, перед Всеволожском, как он ставится?
(24.00) ДМ: Мельничный ручей?
(24.01) Ф: А?
(24.01) ДМ: Мельничный ручей?
(24.02) Ф: Нет. 47 это самое, как он называется, это Ковалево. Перед Всеволожским б-б-б-б
(24.13) ДМ: Бернгардовка.
(24.14) Ф: Бернгардовка. Вот там около Бернгардовки она соединяется и уже за Всеволожском они шли в эту самую, как его... их вывозили. А здесь они прижимались к этому самому, как его называется... Почему? по Рябовскому шоссе, потому что самолеты летали обстреливали и все остальное, они прижимались к полигону, защищались.
(24.38) ДМ: Вопрос такой. Эта дорога она охранялась? Она шла по территории внутренней полигоновской?
(24.44) Ф: Нет. Ее полигон охранял.
(24.48) ДМ: Это я понимаю. Меня интересует, где проходила граница охраняемая...
(24.53) Ф: По забору, прямо вот Рябовское шоссе и это вот самое – забор - шла граница.
(24.59) ДМ: Полигона?
(25.00) Ф: Да.
(25.01) ОП: То есть по другую сторону шоссе не было полигона?
(25.04) Ф: По другую сторону шоссе стояли эти самые дома обслуживающего персонала. Там одно время стояли еще с царских времен дома связи. Вначале для небольших чинов. Вот там есть штаб, перед штабом пруд. Так? А вот сюда значит на эту сторону для небольших чинов. Потом стоит большое, сейчас до сих пор по-моему стоит штаб... напротив штаба стоит это здание, там был Военторг, там был госпиталь... это самое лазарет, там была солдатская столовая. И потом там какое-то архивное хреновина была, оно и сейчас там есть. Понятно? Причем в это самое, в лазарет меня носили на руках. Потому что я был полигонский. Понятно? А уже потом от этого, от первого столба жизни, где сейчас находится кэч, есть там кэч, вот, здесь стояли уже офицерские дома, деревянные. А вот в котором доме я жил, и в котором детский был сад, - это были генеральские дома. Понятно? То есть наш дом был очень большой. Там было несколько семей, он был очень большой. Там был ледник генеральский. Там было много, много чего было. Понимаете? Ну и когда во время революции там кого-то погоняли, то детский сад, он находился... соседи значит там их уплотнили так, что там оставили им, как говорится, кухню и комнату, остальное занимал наш детский сад на Березо... на этой самой на Дубовой аллее, там, где была, сейчас уже нет там этой Дубовой аллеи. Но как раз вот где стоит этот самый Цементный завод, напротив него был мой детский сад. Так? В этом самом, как его, когда был взрыв, все это, значит, этот самый, где мой был дом, его просто вот так вот – раз и раскатило.
(27.10) ДМ: А район Ковалевского кладбища, вот...?
(27.12) Ф: Все расскажу. Пороховское кладбище?
(27.15) ДМ: Нет.
(27.15) ОП: Ковалевское.
(27.16) ДМ: Меня интересует район Ковалевского кладбища, где был Париж.
(27.19) Ф: Кто?
(27.20) Париж. Был такой?
(27.22) Ф: Париж построен после войны.
(27.25) ДМ: Вот.
(27.26) Ф: Париж построен после войны почему? Потому что когда стали эти самые как его, привозить сюда в город вербованных, после, где прошли немцы, значит, это самое освободили, остались многие... нужны были рабочие руки и приходили и вербовали. Так? Сюда. Их надо было... (коту): эк, ты чего там сидишь? Так вот их надо было сюда привозить, их надо где-то было селить. Поэтому мы здесь пережили всю блокаду. Когда вернулися оттуда: вы не прописаны? Не прописаны. Ордера у вас на этот дом нет? Нет. Нас взяли вытащили на улицу и выбросили. И мы с 25-го апреля по 12 мая сидели на улице под балконом с матерью. И потом нас поселили временно на территории вот этого самого завода, вот этого, где Николаев был. Запрещено там было кого-нибудь селить, но нас поселили. И мы временно, до весны... до осени, потому что 25 мая это весна, до осени, значит, потому что техническая вода, туалет на расстоянии где-то 200 метров от комнаты, на улице вырытый. Так? И иже все остальное. И мы соответственно там прожили с 12 мая 48-го года по январь 57-го года. Вот. Рядом с полигоном.
(29.05) ДМ: А вы бывали в этом Париже?
(29.07) Ф: Так вот слушайте дальше. Когда повезли, надо было - заводы стоят - надо специалистов, ремесленников. Фзушников. Их надо где-то расселять. И вот тогда Охта превратилася в общагу. Потому что все дома стали строить под общежития. От Малой Охты и вот до сих – все были сплошные общежития. А так как еще и не хватало, то тогда взяли эти самые, как его, – дачные домики, знаете, небольшие такие? Вот. И некоторые заводы взяли в аренду землю. В том же самый взял Металлический завод, вот с которого я пошел, и он там построил эти дачные домики. И в них поселил этих самых – женщин. Понятно? А рядом солдаты полигона... полигоновские, их казармы. Куда солдатам молодым? - К бабам надо. Куда? – В Париж. И тогда вот это самое Новое Ковалево стали называть Парижем. Не почему, а потому что...
(30.21) ОП: Монмартр.
(30.22) Ф: А? Монмартр. Мало того. Гармошку вынесут, елки-палки, на эту самую на улицу и: кува-кува-кува-кува... бабы в круг, и пыль до небес...
(30.35) ДМ: А там были такие места, где жили в вагонах и в землянках.
(30.38) Ф: Правильно. Все это было.
(30.41) ДМ: А у вас не осталось фотографий того времени?
(30.44) Ф: Каких?
(30.45) ДМ: Вот этих...
(30.46) Ф: Я жил на территории завода. Мне нельзя было ничего. Вы поймите, что у меня был вход и выход. То есть я туда прошел, обратно. За мной ребята идут, эти самые девушки, их останавливают и все: иди отсюда, вы здесь не живете. А рядом, рядом буквально у меня была... любовь была – Муравьевы жили. А они были, елки-палки, революционеры. Еще бабка, Царство ей Небесное, Анна Васильевна, она была народовольцем. У них приходили эти самые, как его называется, - Калинин, Землячка. Так. И урядник ухаживал, хотел на ней жениться. А потом, когда ему донесли, что Анна занимается это самое – революцией, понятно? Батька полез и нашел типографию в подвале. Он поймал Анну, заголил ей задницу и революция кончилась.
(31.44) ДМ: Скажите пожалуйста, я знаю, что вы – краевед и потому...
(31.48) Ф: Вы уже знаете, что я – краевед?
(31.49) ДМ: Да.
(31.50) Ф: Просто напросто я почему...
(31.51) ДМ: Я просто не мог достать фотографии. Вот мне рассказывал Алмазов, что там буквально были крылечки при вагонах пристроены.
(31.59) Ф: Да.
(32.00) ДМ: Фотографии есть?
(32.01) Ф: Нету у меня таких фотографий.
(32.03) ДМ: А где-то они есть?
(32.04) Ф: У меня есть другие фотографии. Мне просто нужно вам набрать то, что, какие фотографии есть, и показать вам.
(32.10) ДМ: А мне вам нужно показать будет рассказ Алмазова, потому что он жил на улице Лесопарковой.
(32.14) Ф: Что?
(32.15) ДМ: Улица Лесопарковая...
(32.16) Ф: Да знаю я эту Лесопарковую улицу. А знаете, почему она называется Лесопарковая?
(32.20) ДМ: Ну пока не суть. Вопрос такой. От этой улицы Алмазов ходил куда-то на охраняемую территорию.
(32.28) Ф: Правильно.
(32.29) ДМ: Куда он мог ходить, что это было?
(32.32) Ф: Выше. Выше там туда идти... дело в том, что здесь этот самый полигон.
(32.38) ДМ: Так.
(32.39) Ф: Он где-то что-то испытывал, и где-то что-то не пускал, чтоб туда ходить.
(32.46) ДМ: Так вот этот район он граничит с Ковалевским кладбищем...
(32.50) Ф: Правильно.
(32.51) ДМ: ... и зоной Ржевского аэропорта.
(32.52) Ф: Правильно.
(32.53) ДМ: Так вот где там находилась эта охраняемая территория...
(32.56) Ф: Там есть так называемая Пундоловка
(32.58) ДМ: Правильно Пундоловка речка...
(33.00) Где Калинин собирал свои эти самые, как его называются, - маевки. Когда меня в 50-ом году дед около на этого самого на Ржевке... я иду на демонстрацию, а он ездил на велосипеде вот с такой бородой, так? И меня поймал и взял: почему 1 мая, ты знаешь? Я говорю, хрен его знает. Я знаю, что в этом самом – в Америке... Нет, ты не знаешь, вот мы на Пундоловке эти самые, как называются, - маевка была. К нам Калинин приезжал, к нам Землячка приезжала.
(33.42) ДМ: Скажите, а вот на этой Пундоловке, где начинался охраняемый кусок территории, куда они боялись, но ходили за грибами, ягодами и всем...
(33.51) Ф: Да, там есть.
(33.53) ДМ: Понятно. Что это было? Это была зона аэропорта охраняемая или все-таки территория полигона охраняемая?
(33.57) Ф: Нет, это было и не то и не другое.
(34.00) ДМ: А что это было такое?
(34.01) Ф: Вся прелесть заключается в том, что там что-то испытывали, и по-моему чуть ли не что-то даже радиационное. Что там испытывали, я вам не скажу.
(34.17) ДМ: А показать можете на карте это место?
(34.18) Ф: Примерно могу показать.
(34.19) ДМ: Очень хорошо. Вот это надо будет сделать. И потом второе. Я хотел вас попросить посмотреть рассказ Алмазова интервью и прокомментировать его.
(34.27) Ф: Вот. Почему? потому что этот самый, как его называется... вот вы сказали Лесопарковая. Лесопарковая появилася я вас скажу почему. потому что в 1916 году немцы сделали на Ржевке большую диверсию. Они взорвали тротиловый завод. Понятно? И вот Корнеев и Щербаков, я к тому, что мне пришлось работать в училище в 32-ом, и когда мы с ними разговорилися, с ними, они мне как раз рассказали об этом полигоне, об этих расстрелах что-то. А когда я спросил их про вот этот самый Ржевский взрыв 16-го года, то, значит, Щербаков мне сказал следующее. Что мы, говорит, были в Земколонии. Земколония, значит, полностью будет: Земледельческая колония несовершеннолетних преступников, которую посещал Кони и Достоевский. Так? Только Кони пошел туда, значит, в церковь, там по-моему церковь была Солунского, где-то у меня даже маленькая есть эта самая фотография, вот. А это самое, а Достоевский не пошел. А Кони пошел. Я застал все это дело, и я не знал, что это самое, где директор был, начальник этой колонии. Ну дом стоял и стоял. Ну стоит дом, хрен его знает, это уж потом мне сказали, что это такое, почему, как. Понятно? Так вот Щербаков говорил следующее. Что он пришел к кому-то, к другу, и мы, говорит, разговаривали. И вдруг смотрим подымается стена земли в районе Медвежки к небу, просто стеной и ни звука, ничего. Мы вытаращили глаза и вдруг земля – раз под нами, и мы свалились. И только потом пришел звук. А расстояние от Земколонии до Медвежки больше 4-х километров.
(36.35) ДМ: Медвежий стан.
(36.36) Ф: А?
(36.37) ДМ: Медвежка – это Медвежий стан?
(36.38) Ф: Да. у меня прописка была: Медвежий стан, дом 1, дробь, это самое - квартира первая, а жил на территории завода. Было написано: Мед. Стан. Почему? потому что на территории завода нельзя писать. А адрес писал: почтовый ящик 144.
(36.58) ДМ: Так. Теперь такой вопрос.
(36.59) Ф: А? теперь я хочу рассказать про все остальное дальше.
(37.04) ДМ: Давайте.
(37.05) Ф: Вы уж извините меня. Потом зададите мне вопросы. Просто у меня... я просто так, вы мне сказали про это самое... Так вот когда этот самый...
(37.16) ОП: Чуть-чуть назад отодвиньтесь пожалуйста.
(37.18) Ф: Хорошо. Вся прелесть заключается в том, что когда взорвали завод немцы, нужно было срочно боеприпасы делать. И тогда вдоль реки Луппы стали возводить новый завод. И возводили его, как оно называется, - гастарбайтеры. В то время, это сейчас жти самые, как его, - азиаты и прочее, а тогда – китайцы. Их было очень много. И они возводили дома, они и сейчас стоят. На Ржевке, если поедете вдоль этой самой – Лесопарковой, - это мастерские Порохового, этого самого завода. Построили стены – революция, и они остались. И они до 24-го года они стояли просто стены. А когда начали заново все это самое порошить, сделали крыши. Так? Распределили между полигоном и Пороховым заводом, кого куда поселить. Понятно? И стали там заселять. Самое интересное, что эти домики, а у них нет ни подвалов, ничего нет, просто стоят на земле. Они – мастерские. Почему я вам это самое... И их забили людьми, и они жили. Значит, вот Земледельческая колония там тоже была забита людьми. Потому что нужны были... рабочая сила, а селить было негде. И вот рядом, как раз вы сказали, это самое, как его называется, - Париж и почему его назвали Париж. Потому что сделали вот эти дачные домики фанерные. Так? Там две или три комнаты, сейчас не помню уже, и кухня в эти было. Так? И девок туда молодых без этих, как его, - без отцов, без матерей. Освобожденные районы, там негде жить – их сюда прислали. Вот они здесь работали. А солдаты: девки вот они пожалуйста. Вот вам Париж. Вам этого достаточно?
(39.28) ДМ: Про Париж, да. А вот про...
(39.30) Ф: Теперь дальше...
(39.31) ДМ: ... про зону недостаточно.
(39.33) Ф: Теперь далее. После этого взрыва мы с матерью пришли сюда. А у деда: сам дед, бабка, от той семьи дети, он на полигоне. Мать как ушла оттуда в 41-ом году, больше мы никуда не ходили, потому что ей сказали: никуда не ходи. У тебя, говорят, фамилия другая, поэтому тебя не трогают. И она работала на военном заводе, мы жили там, и работали, и все, что угодно. И никогда не говорил. Когда спрашивали, где отец – пропал без вести. Война. Так? А деда поселили на... в Ковалево. Так? Вот где там стоит этот самый – Цветок жизни, не доходя Цветка жизни, есть дорога. Вот здесь Старое Ковалево, и здесь были дома. Понятно? И там были такие Демидовичи, их тоже поселили, потеснили. И поселили деда со своей семьей. И они жили ... комната наверное метров 16, и там их было как, извините меня, как клопов в щели, напихали. Так? И я туда ходил. Почему? потому что у них было это самое, как его, - огород, и уже осенью у них была картошка. И я иногда ходил. А я жил... был мальчишка маленький, матери я был н... она работала круглые сутки, и я оставался один. Поэтому я к ним ходил, там иногда меня кормили. А так как вот под Цветком жизни, там речка течет Луппа, вот, туда ходили за водой. Понятно? И вот летом, жарко, я разделся, пришел туда, прошу прощения, и вот там есть поворот Луппы. Как раз на этом повороте там можно покупаться, потому что там – глубина. И я там покупался, вылез и лег на этот самый, как его, - на берег. Идут местные ребята. Я маленький, а они между собой разговаривают. Один другому говорит: Ты видел кривую сосну у Приютино? Так? Они меня не знают, я их не знаю, они между собой разговаривают. И один другому говорит, называет фамилию кого-то, что я, говорит, видел там у местного кого-то фотографию. На этой кривой сосне повешено 17 человек. И внизу, говорит, комиссаров сфотографировали. До меня тогда это... Мне было тогда всего лишь 9 лет, шла война. Значит, в моем понимании было, что повесили комиссаров немцы, но какими судьбами они здесь были? Я стал думать, думать там. Когда мне, значит, говорили на работе... в школе то-то, то-то, я говорил, что немцы были вот на Бернгардовке, значит, почти немцы. Да ты, что, говорит, с ума сошел – только пленные могут быть. Нет, вот – комиссары повешены. Понятно? И потом уже спустя какое-то время я уже узнал о том, что, почему повешены комиссары и прочее. дальнейшее я стал уже собирать. Первое. Я наткнулся на друзей отца, которые работали на этой самой - на полигоне. Они мне рассказали за что и почему расстреляли отца. Что там был какой-то Василий Дунай, который был стукач. Как говорится, вот так вот постучи – он все скажет. Понятно? А отец у тебя, говорит, был с языком. Мог все, что угодно, но прямо сказать. Так? А Дунай положил глаза на моей матери и хотел на ней жениться, на матери. Она была очень красивая. А отец ему перешел дорогу. Мать у меня – с 15-го, а отец – с 7-го – 8 лет разница. Мать на него вообще вначале не смотрела никак. Ну вот. И дальше больше я начал искать. Они мне рассказали, что взяли его не одного. Их взяли 16 человек и расстреливали их у Цветка жизни – 11-ая верста. Почему верста? Потому что железная дорога от Невы, вот трамвайная линия, почему она называется Ириновская, потому что первый вокзал находился у самой Невы. Вот я вам здесь специально вот эту штуку включил, чтобы показать, где. Так? А остальная узкоколейная дорога шла до Ириновки. И шла она, прижимаясь, вот сейчас трамвай идет. В 24-ом году построили на Ржевке железнодорожный мост и соединили Ржевку через мост с Пискаревкой. Он был одноколейный мост. Так? А вот этот путь до трамвай... этого самого – до железной дороги, то есть от железной до Невы, отдали трамваю. Вот тогда в 24-25-ом году пустили трамвай. А так как узкоколейная дорога прижималась к полигону и шла вдоль самого забора, она шла... И вот я вам там хотел показать в этом самом, как его называется... Дошла она до этого самого – до Бернгардовки и наверное чуть-чуть подальше, туда за этот самый, как его... А там она уже отделялась к князю Всеволожскому соответственно, и там далее она так и пошла. То здесь вот эту самую дорогу, когда пошел поезд на Финляндский вокзал, ее стали уже делать не под узкоколейную, а под нормальную дорогу. Да? и вот эту узкоколейку сняли. А когда я стал спрашивать у этих самых – у свидетелей, которые были, вот Корнеев и как его звать, у Щербакова, что, чего и как, они мне – и там еще были товарищи, которые рассказывали, как там было что, - они сказали. Значит, Корнеев говорил: я, говорит, пас коз...
(00.00) Ф: ... в полуподвальном помещении. Вначале был младшим дворником, потом лифтером, и в пятом году он уже был монтер..
(00.08) ДМ: Понятно.
(00.09) Ф: ... при этом банке. Он взял буфетчицу замуж, мою будущую бабку, и мать у меня родилась в Снегиревке в 15-ом году. Понятно? Вот. И когда ей было 2 года, бабка выгуливала около Екатерины, напротив Александровского сада. Понятно? И в это время из Аничкина дворца шли царица с царевнами. Эта вырвалась от них и к ним в ноги... Ну что двухлетний ребенок, девочка. Те, значит, присели, ее погладили, погладили, значит, и потом ее в детстве, значит, говорит, ну когда она была девчонкой, говорят, а, ты с царицами играла. Понятно.
(01.01) ДМ: Хорошо...
(01.02) Ф: А?
(01.02) ДМ: Такие истории хорошо иметь в запасе в семейной генеалогии. С царицами играть.
Ф: Ты, говорит. с царицами играла. Так? А потом, когда свершилася революция, у кого есть связь с этим самым, как его называется, с деревней было там Пашка Корчагин, не Пашка, а этот самый Терентий у Корчагина в деревню поехал, а Пашка поехал дорогу строить, ну по нашей советской литературе...
(01.27) ДМ: Да, да, да.
(01.27) Ф: Ну и дед мой поехал в деревню туда. И там уже родились у него все остальные и все остальное. Понятно? А в двадцать, прошу прощения, примерно в 27-ом году пришел его новый шурин. Потому что у него было двое, трое детей от моей бабушки. Самой старшей, вот моей матери, было девятый год, 8 лет., а младшей было где-то... семи не было.. она была, значит, ну примерно 6 лет, да, не быо семи лет ей. Младшая. И он ей сказал: ты учиться не будешь, мальцев у меня нет, будешь работать. Он второй раз женился... а второй пришел, значит, ушел на Первую мировую войну этим самым, как его – солдатом, а вернулся с лампасами и ромбами. Ну и дед к нему, что я – специалист, а вот здесь погибаю. А он был в ГАУ. И он его пристроил на Ржевский полигон. И с этого примерно с 28-го, с 29-го года он привез туда эту самую мою мать будущую, и они стали жить там. И дед всю жизнь после этого проработал там нам Ржевском полигоне. И там был прислан мой отец в тридцатые годы с Севастополя. На полигон мой отец. Ну и соответственно на этом самом, как его называется, они познакомились, появился я. Понятно? То есть все на полигоне, все там.
(03.13) ДМ: Понятно.
(03.14) Ф: А маманька была очень красивая. Пойдемте я вам покажу. Хотите?
(03.20) ДМ: Конечно, хочу.
(03.21) (04.29) (В объективе камеры иконы, фотографии, размещенные по стенам комнаты.)
(04.29) Ф: А у нас же как? И 2-го января 42-го года его не стало. Понятно? Взяли... у меня где-то даже стихи где-то написаны. Надо будет посмотреть, вам показать, на эту тему. Так? Ну что вам еще сказать? На Ржевке в 42-ом году, 29-го марта 42-го года было Вербное воскресенье и немцы обстреляли станцию Ржевка. Маманька работала на заводе. Завод снаряжал снарядами (неразб) этими самыми. Почему? Потому что... может быть, смотрели кинофильм "Порох"? как они везли из Кронштадта порох? Там Николаев Иван Иваныч. Я его знал хорошо, потому что я жил на территории этого завода. Маманька его знала хорошо, потому что там работали и жили. Это прообраз. Этодействительно был такой человек и все остальное. Понятно? Ну нужны были... почему называется Пороховые, знаете?
(05.37) ДМ: Завод пороховой.
(05.39) Ф: А?
(05.40) ДМ: Завод там находится пороховой.
(05.41) Ф: Не совсем еще чуть-чуть. Дело в том, что Петр заложил верфь. Вначале крепость, потом верфь-крепость, это самое – Адмиралтейство. Потом что к нему заложил, Смоляной двор, чтобы оснастку на корабли. Так? Далее. Чтобы корабли воевали, заложил Литейный двор. А чтобы пушки стреляли, он заложил, что? Пороховой завод. И заложил его на Петроградской стороне. И в первое наводнение Пороховой завод залило. На Руси раньше порох звался "зелье". И отсюда осталися две улицы: Большая и Малая зеленины. Вот там был Пороховой завод. И тогда он сказал Меншикову, Меншиков Брюсу, Брю, значит, Макею Гусеву и еще там сейчас не помню кому, не буду говорить. Они по реке Охте поплыли и нашли пороги. И на порогах заложили в 715-ом году поровые мельницы. А так как был этот самый дяденька Петр - все новое искал, он привез из Голландии Петра Шмидта, чтоб новую фабрикацию пороха делал. Ну тот пил, а секрета не отдавал. Умер. Так? А молодая жена осталася. Петру нужен был этот мастер. Она говорит, а я умею делать. Он тогда, значит, к ней подослал двух парней. Так? И сказал, чтоб записали. Они все записали на своей сказке, и в 715-ом году Петр принимал у них экзамен. Прорубили просеку от Пороховой мельницы, от Порохового, от плотины, которая на Пороховых есть, и стреляли из мортирки медным конусом, куда забросит. То есть величину пороха вот этого. В настоящее время это улица Коммуны. Это первый полигон у нас. Понятно?
(07.56) ДМ: Здорово.
(07.57) Ф: Ну а потом дальше... больше не буду говорить. Потом стали стрелять, стрелять, значит, для того, чтобы когда появилась большая, то есть морская артиллерия новая этого самого, когда Обухов открыл новый старт для пушек и так далее, то нужно было искать новое поле. И дай Бог памяти семосот, нет, прошу прощенья, восемьсот семьдесят чуть ли не третий год на Ржевке сделали полигон. Расширили. И для того, чтобы им перевозить пушки с Обуховского завода на Ржевку был построен через него железнодорожный одноколейный мост, который сейчас, вот это самое, - Александро-Невской лавры. И как только его соединили, значит, соединили с Финляндским вокзалом и так далее и тому подобное. Я... я долго говорю.
(08.51) ДМ: Интересно зато.
(08.53) Ф: Понятно?
(08.54) ДМ: Да.
(08.55) Ф: Соответствено, значит, стал развиваться пороховой этот, прошу прощения, артиллерия, артиллеризм, все дальше крупного калибра. Довели до большое. И вот отец был прислан из Севастополя сюда, как артиллерист. Либо нового набираться, либо старое - я не знаю. Но он был хоть и гражданский, но имел типа, значит, офицер... командирское это самое... работал на полигоне. Значит, как вам сказать, по большому калибру этих - артиллерии. Вот он был там специалист. Он был не инс... как он называется, который проверяет-то это? Не инспектор, а...?
(09.47) ДМ: Мастер?
(09.49) Нет.
(09.50 ДМ: Контролер?
(09.51) Ф: А?
(09.52) ДМ: Котролер?
(09.53) Ф: Нет, нет, нет. Типа... инструктора. Инструктор крупной корабельной артиллерии. Так? А мать была очень красивая. Принесу вам, где-то у меня сейчас маленькая фотография есть. Так? Она своей... ну у сестры был тоже муж. Он ее взял, был танкист, началась война, он вместе значит с фотографией матери, которая маленькая, где-то у меня она есть, он сгорел в танке. Когда его вытащили, документы, как раз фотографию достали, и эту фотографию тетя Маруся из... как назывался в то время Оренбург? Тогда – Чкалов. Она переслала сюда, она вся помятая сейчас, ну из сгоревшего танка. Я говорю, я ее сделаю.
(10.43) ДМ: А отец в Севастополе... вообще, расскажите об отце немножко.
(10.45) Ф: А?
(10.46) ДМ: Об отце расскажите подробнее. Когда он родился, где родился?
(10.50) Ф: Мой отец – очень мало что знаю о нем.
(10.53) ОП: Только отступите назад немножко.
(10.56) Ф: Вы поймите меня правильно, я об отце очень мало чего знаю.
(10.58) ДМ: Может, посадим его. Так будет удобнее снимать.
(11.02) Ф: Чего нужно сделать? Скажите.
(11.04) ДМ: Нет, просто сесть, чтобы на постоянную дистанцию камеру поставить.
(Дальше до (12.28) идут приготовления к съемке)
(12.28) Ф: Пугарево. То есть это возвышенное место, это Румболовские высоты...
(Съемка прервана телефонным звонком)
(12.44) Ф: Значит, далее, что я хотел вам сказать. Мы стали жить у деда Николая, когда это самое... Отец поработал чуть-чуть на Красном инструментальщике, ушел на Финскую войну, оттуда вернулся, началась эта война. А он был очень... любил честно кому-то сказать что-то и немножко еще поддеть. Был такой. Так? И в эту войну где он что сказал, я не знаю. И его сразу же уволили из полигона 9-го декабря 41-го года. А уже, дай Бог памяти, через... даже меньше, чем через неделю к нему пришли с арестом. Я спал, меня разбудили ночью. Мать меня одела. Что я запомнил, значит, в квартире, у нас несколько комнат было, военные, горит коптилка или что-то такое. Понятно? Сидит в белом полушубке военный. Дальше в дверях стоят эти – красноармейцы с ружьями. Отец стоит перед ними и говорит: Он записал? – Все, все. Значит, его... ну теперь идемте. Он одел на себя, сказал, самое что ни есть, был большой мороз, но одел... сказал: оставляю сыну. Так это уже тетки рассказывали мои. Вот. И повели. Проходи, говорит. Он проходил мимо меня и сказал: Разрешите мне проститься с сыном. Так он меня поднял на руки и сказал: Расти, сын, и будь человеком. Так? Матери сказал, что: это навет на меня. И это деду сказал, что навет, там всем. Простите меня. Его этот самый – солдат пихнул ногой в спину, и он, значит, как говорится, распахнул дверь и вылетел туда на улицу. После чего забрали его не стало. Дима – мой дядька, он 29-го года, всего лишь на 6 лет меня старше, он выскочил на улицу, оттуда вернулся и сказал? Дом окружен, вокруг стоят эти самые – охранники. И на этом все это кончилось. 29-го марта 42-го года, я вам рассказал, было это самое, как его называется, - Вербное воскресенье. Мы спали. В это время на станцию Ржевка подали большой эшелон с боеприпасами, который сразу шел на фронт. Почему, как мать рассказывает и все остальные, что туда, на это, где все это делалося, снимали с фронта солдат, и они помогали им делать все эти боеприпасы. Понимаете? И утром, примерно часов в 6 утра стали обстреливать Ржевку дальнобойными этими самыми – снарядами. Несколько снарядов упало около дома. Так? Прибежала тетка и сказала: Папа, у меня выбили окна. Помоги. А у него были заготовлены эти самые – фанерные щиты. Он им поставил, а себе – только воткнул туда и все. А бабка лежит и говорит: Ты-то ей прибил, а у нас... Он поднялся с молотком, и в это время снаряд попадает в эшелон. Было три взрыва. Мы спали, как говорится, дома, проснулись на улице. Дом улетел. Он был деревянный и его взрывной волной сбросило. Вот мне недавно показали историю этого самого - полигона. Так? Длина воронки от этого взрыва, значит, их было три – два я видел, первый я не видел, а два – я даже летел через всю кровать... это через всю комнату из одного угла в другой – значит, больше 50-и метров длиной была воронка, с двухэтажный дом глубиной и шириной. Веру Инбер разбудило на площади Льва Толстого. А мы спали в этом доме, проснулись на улице. Все разлетелось. Так? Что там было, я не буду рассказывать – это уже другое. Значит, мать взяла меня. Что смогла из-под обломков вытащила, одела и мы с ней пошли. Домов было много пустых. Она пошла к своей знакомой, с кем работала, к сотруднице. Этот... здесь, значит, уже ближе сюда к Пороховым, и в пустом доме мы стали жить. Тоже никого не было. И мы там прожили с 29-го марта до сентября месяца. Летом начали дома, пошли на снос, потому что нужно было топить город. Как Пашка этот самый Корчагин, он там железную дорогу строил, чтобы Киев отапливать, а здесь было... Главный инженер... это самое – архитектор города пришел в Смольный, когда хотели пилить Летний сад на дрова и прочее. Он сказал, зачем? После войны мы будем сносить эти самые – деревянные дома и будем строить новые. Поэтому давайте снесем Старую деревню, снесем Ржевку, Пороховые, снесем Охту и будем топить. Понятно? И поэтому тогда Охту разобрали на дрова и прочее. И нас, значит, передвинули дальше. Мы уже здесь жили, вот вы проезжали, следующий там это самое... Даже прошу прощения, вот сейчас, вот здесь мы переехали сюда, где Ладога. Вот на этом месте там стоит, стоял наш дом после вот этого самого всего. Теперь далее.
(19.20) ОП: А дед погиб, да?
(19.21) Ф: Нет. Ему рамой дало по лицу. Значит, его эвакуировали, ему перебило нижнюю челюсть, перебило это самое – вкусовой нерв. Он ел горячее, холодное, сладкое, горькое – для него было все равно. Он не чувствовал. И у него почти не закрывался глаз. Его эвакуировали в Сибирь. Там его сделали начальником... энергетиком какого-то завода и не выпускали сюда в город до тех пор, пока он не пошел на пенсию. Потому что отсюда эвакуировали специалистов, а обратно не пускали. Поехали, значит, на разбитые эти самые - деревни, эти самые – города, там вербовали и привозили сюда и тогда еще говорили: с... ты вербованная. Что их навербовали, навербовали, а специалистов не пускали сюда, только лишь некоторых. Понятно?
(20.21) ОП: А почему?
(20.22) Ф: А там кому работать? Они же приехали туда, все, что отсюда забрали, они привезли туда в Сибирь. А кто там будет работать? Да это же для того, чтобы это самое, сюда вместо того что туда вывезли мы потом после войны привезли эти самые как из Германии, разбирали заводы они стояли вот это самое где эти заводы, все эти немецкие станки. Если наши были, извините меня шкивные ременчатые передачи, то у немцев была уже шестеренчатая передача. У них же было гораздо гораздее. Это нам все говорят: Ура, ура, и сопка наша. Дело в том, что немецкий солдат был более образован, чем наш. Поэтому он подготовлен был гораздо сильнее. Поэтому они нас били, поэтому. А мы говорили, что вот мы, мы, мы, мы, мы. Уж извините меня, это я немножко уже это самое...
(21.20) ДМ: А где вы жили на Ржевском полигоне, когда вот... где этот дом стоял
(21.25) Ф: Дом стоял там, где в настоящее время, где в настоящее время – ГАИ. Где Цементный завод, вот переходите этот, как его - железную дорогу, даже не доходите первого километра. Там до сих пор стоит трансформаторная будка. На месте нашего дома делают памятники. Рядом.
(21.53) ДМ: А Цветок жизни далеко?
(21.54) Ф: А?
(21.55) ДМ: А Цветок жизни далеко?
(21.57) Ф: Далеко. Первый километр еще не пройдете значит, примерно в полукилометре от станции стоял наш дом.
(22.07) ОП: От станции какой?
(22.07) ДМ: Это около штаба?
(22.08) Ф: От станции Ржевка.
(22.10) ДМ: Около штаба?
(22.11) Ф: А?
(22.12) ДМ: Около штаба полигона?
(22.13) Ф: Да. Даже ближе. Полигон чуть дальше. И эти самые там стоят еще командирские домики еще стоят двухэтажные несколько.
(22.20) ДМ: А вы не помните случайно такую вещь? На Ржевке жил Борис Алмазов. И он рассказывал мне, что после переезда ходил матрос часовой.
(22.32) Ф: Да.
(22.33) ДМ: Был такой?
(22.34) Ф: Был. Это было во время войны.
(22.35) ДМ: И он не пускал народ...
(22.37) Ф: Это было во время войны. Это я могу наговорить вам все, что угодно, потому что я прекрасно это помню...
(22.43) ДМ: Понятно.
(22.44) Ф: ...как это было.
(22.45) ДМ: Это правда, что дорога нынешнее Рябовское шоссе шла по территории полигона?
(22.50) Ф: Вся прелесть заключается в том, что та Дорога жизни, которая сейчас километрами обозначена, она не та дорога. Почему? Потому что машины шли до Звездочки по Коммуне. Доезжали, значит, до трамвайной современной линии, и они разделялися на две части. Первая шла на Колтуши. Вот по этой дороге вывозили. И вот там, где стоят эти два пилона с Лениным, Сталиным, там был пост, туда вывозить. А боеприпасы, хлеб и все остальное везли по Рябовскому шоссе мимо Цветка жизни. Вот по этой дороге везли сюда в город, а по той вывозили.
(23.38) ДМ: Хорошо. А после Колтушей, куда она шла?
(23.41) М?
(23.41) ДМ: Куда она шла после Колтушей?
(23.44) Ф: Она шла на Колтуши и за этим самым, как его называется, в общем, соединялася под этим самым, как его... Всеволожск, перед Всеволожском, как он ставится?
(24.00) ДМ: Мельничный ручей?
(24.01) Ф: А?
(24.01) ДМ: Мельничный ручей?
(24.02) Ф: Нет. 47 это самое, как он называется, это Ковалево. Перед Всеволожским б-б-б-б
(24.13) ДМ: Бернгардовка.
(24.14) Ф: Бернгардовка. Вот там около Бернгардовки она соединяется и уже за Всеволожском они шли в эту самую, как его... их вывозили. А здесь они прижимались к этому самому, как его называется... Почему? по Рябовскому шоссе, потому что самолеты летали обстреливали и все остальное, они прижимались к полигону, защищались.
(24.38) ДМ: Вопрос такой. Эта дорога она охранялась? Она шла по территории внутренней полигоновской?
(24.44) Ф: Нет. Ее полигон охранял.
(24.48) ДМ: Это я понимаю. Меня интересует, где проходила граница охраняемая...
(24.53) Ф: По забору, прямо вот Рябовское шоссе и это вот самое – забор - шла граница.
(24.59) ДМ: Полигона?
(25.00) Ф: Да.
(25.01) ОП: То есть по другую сторону шоссе не было полигона?
(25.04) Ф: По другую сторону шоссе стояли эти самые дома обслуживающего персонала. Там одно время стояли еще с царских времен дома связи. Вначале для небольших чинов. Вот там есть штаб, перед штабом пруд. Так? А вот сюда значит на эту сторону для небольших чинов. Потом стоит большое, сейчас до сих пор по-моему стоит штаб... напротив штаба стоит это здание, там был Военторг, там был госпиталь... это самое лазарет, там была солдатская столовая. И потом там какое-то архивное хреновина была, оно и сейчас там есть. Понятно? Причем в это самое, в лазарет меня носили на руках. Потому что я был полигонский. Понятно? А уже потом от этого, от первого столба жизни, где сейчас находится кэч, есть там кэч, вот, здесь стояли уже офицерские дома, деревянные. А вот в котором доме я жил, и в котором детский был сад, - это были генеральские дома. Понятно? То есть наш дом был очень большой. Там было несколько семей, он был очень большой. Там был ледник генеральский. Там было много, много чего было. Понимаете? Ну и когда во время революции там кого-то погоняли, то детский сад, он находился... соседи значит там их уплотнили так, что там оставили им, как говорится, кухню и комнату, остальное занимал наш детский сад на Березо... на этой самой на Дубовой аллее, там, где была, сейчас уже нет там этой Дубовой аллеи. Но как раз вот где стоит этот самый Цементный завод, напротив него был мой детский сад. Так? В этом самом, как его, когда был взрыв, все это, значит, этот самый, где мой был дом, его просто вот так вот – раз и раскатило.
(27.10) ДМ: А район Ковалевского кладбища, вот...?
(27.12) Ф: Все расскажу. Пороховское кладбище?
(27.15) ДМ: Нет.
(27.15) ОП: Ковалевское.
(27.16) ДМ: Меня интересует район Ковалевского кладбища, где был Париж.
(27.19) Ф: Кто?
(27.20) Париж. Был такой?
(27.22) Ф: Париж построен после войны.
(27.25) ДМ: Вот.
(27.26) Ф: Париж построен после войны почему? Потому что когда стали эти самые как его, привозить сюда в город вербованных, после, где прошли немцы, значит, это самое освободили, остались многие... нужны были рабочие руки и приходили и вербовали. Так? Сюда. Их надо было... (коту): эк, ты чего там сидишь? Так вот их надо было сюда привозить, их надо где-то было селить. Поэтому мы здесь пережили всю блокаду. Когда вернулися оттуда: вы не прописаны? Не прописаны. Ордера у вас на этот дом нет? Нет. Нас взяли вытащили на улицу и выбросили. И мы с 25-го апреля по 12 мая сидели на улице под балконом с матерью. И потом нас поселили временно на территории вот этого самого завода, вот этого, где Николаев был. Запрещено там было кого-нибудь селить, но нас поселили. И мы временно, до весны... до осени, потому что 25 мая это весна, до осени, значит, потому что техническая вода, туалет на расстоянии где-то 200 метров от комнаты, на улице вырытый. Так? И иже все остальное. И мы соответственно там прожили с 12 мая 48-го года по январь 57-го года. Вот. Рядом с полигоном.
(29.05) ДМ: А вы бывали в этом Париже?
(29.07) Ф: Так вот слушайте дальше. Когда повезли, надо было - заводы стоят - надо специалистов, ремесленников. Фзушников. Их надо где-то расселять. И вот тогда Охта превратилася в общагу. Потому что все дома стали строить под общежития. От Малой Охты и вот до сих – все были сплошные общежития. А так как еще и не хватало, то тогда взяли эти самые, как его, – дачные домики, знаете, небольшие такие? Вот. И некоторые заводы взяли в аренду землю. В том же самый взял Металлический завод, вот с которого я пошел, и он там построил эти дачные домики. И в них поселил этих самых – женщин. Понятно? А рядом солдаты полигона... полигоновские, их казармы. Куда солдатам молодым? - К бабам надо. Куда? – В Париж. И тогда вот это самое Новое Ковалево стали называть Парижем. Не почему, а потому что...
(30.21) ОП: Монмартр.
(30.22) Ф: А? Монмартр. Мало того. Гармошку вынесут, елки-палки, на эту самую на улицу и: кува-кува-кува-кува... бабы в круг, и пыль до небес...
(30.35) ДМ: А там были такие места, где жили в вагонах и в землянках.
(30.38) Ф: Правильно. Все это было.
(30.41) ДМ: А у вас не осталось фотографий того времени?
(30.44) Ф: Каких?
(30.45) ДМ: Вот этих...
(30.46) Ф: Я жил на территории завода. Мне нельзя было ничего. Вы поймите, что у меня был вход и выход. То есть я туда прошел, обратно. За мной ребята идут, эти самые девушки, их останавливают и все: иди отсюда, вы здесь не живете. А рядом, рядом буквально у меня была... любовь была – Муравьевы жили. А они были, елки-палки, революционеры. Еще бабка, Царство ей Небесное, Анна Васильевна, она была народовольцем. У них приходили эти самые, как его называется, - Калинин, Землячка. Так. И урядник ухаживал, хотел на ней жениться. А потом, когда ему донесли, что Анна занимается это самое – революцией, понятно? Батька полез и нашел типографию в подвале. Он поймал Анну, заголил ей задницу и революция кончилась.
(31.44) ДМ: Скажите пожалуйста, я знаю, что вы – краевед и потому...
(31.48) Ф: Вы уже знаете, что я – краевед?
(31.49) ДМ: Да.
(31.50) Ф: Просто напросто я почему...
(31.51) ДМ: Я просто не мог достать фотографии. Вот мне рассказывал Алмазов, что там буквально были крылечки при вагонах пристроены.
(31.59) Ф: Да.
(32.00) ДМ: Фотографии есть?
(32.01) Ф: Нету у меня таких фотографий.
(32.03) ДМ: А где-то они есть?
(32.04) Ф: У меня есть другие фотографии. Мне просто нужно вам набрать то, что, какие фотографии есть, и показать вам.
(32.10) ДМ: А мне вам нужно показать будет рассказ Алмазова, потому что он жил на улице Лесопарковой.
(32.14) Ф: Что?
(32.15) ДМ: Улица Лесопарковая...
(32.16) Ф: Да знаю я эту Лесопарковую улицу. А знаете, почему она называется Лесопарковая?
(32.20) ДМ: Ну пока не суть. Вопрос такой. От этой улицы Алмазов ходил куда-то на охраняемую территорию.
(32.28) Ф: Правильно.
(32.29) ДМ: Куда он мог ходить, что это было?
(32.32) Ф: Выше. Выше там туда идти... дело в том, что здесь этот самый полигон.
(32.38) ДМ: Так.
(32.39) Ф: Он где-то что-то испытывал, и где-то что-то не пускал, чтоб туда ходить.
(32.46) ДМ: Так вот этот район он граничит с Ковалевским кладбищем...
(32.50) Ф: Правильно.
(32.51) ДМ: ... и зоной Ржевского аэропорта.
(32.52) Ф: Правильно.
(32.53) ДМ: Так вот где там находилась эта охраняемая территория...
(32.56) Ф: Там есть так называемая Пундоловка
(32.58) ДМ: Правильно Пундоловка речка...
(33.00) Где Калинин собирал свои эти самые, как его называются, - маевки. Когда меня в 50-ом году дед около на этого самого на Ржевке... я иду на демонстрацию, а он ездил на велосипеде вот с такой бородой, так? И меня поймал и взял: почему 1 мая, ты знаешь? Я говорю, хрен его знает. Я знаю, что в этом самом – в Америке... Нет, ты не знаешь, вот мы на Пундоловке эти самые, как называются, - маевка была. К нам Калинин приезжал, к нам Землячка приезжала.
(33.42) ДМ: Скажите, а вот на этой Пундоловке, где начинался охраняемый кусок территории, куда они боялись, но ходили за грибами, ягодами и всем...
(33.51) Ф: Да, там есть.
(33.53) ДМ: Понятно. Что это было? Это была зона аэропорта охраняемая или все-таки территория полигона охраняемая?
(33.57) Ф: Нет, это было и не то и не другое.
(34.00) ДМ: А что это было такое?
(34.01) Ф: Вся прелесть заключается в том, что там что-то испытывали, и по-моему чуть ли не что-то даже радиационное. Что там испытывали, я вам не скажу.
(34.17) ДМ: А показать можете на карте это место?
(34.18) Ф: Примерно могу показать.
(34.19) ДМ: Очень хорошо. Вот это надо будет сделать. И потом второе. Я хотел вас попросить посмотреть рассказ Алмазова интервью и прокомментировать его.
(34.27) Ф: Вот. Почему? потому что этот самый, как его называется... вот вы сказали Лесопарковая. Лесопарковая появилася я вас скажу почему. потому что в 1916 году немцы сделали на Ржевке большую диверсию. Они взорвали тротиловый завод. Понятно? И вот Корнеев и Щербаков, я к тому, что мне пришлось работать в училище в 32-ом, и когда мы с ними разговорилися, с ними, они мне как раз рассказали об этом полигоне, об этих расстрелах что-то. А когда я спросил их про вот этот самый Ржевский взрыв 16-го года, то, значит, Щербаков мне сказал следующее. Что мы, говорит, были в Земколонии. Земколония, значит, полностью будет: Земледельческая колония несовершеннолетних преступников, которую посещал Кони и Достоевский. Так? Только Кони пошел туда, значит, в церковь, там по-моему церковь была Солунского, где-то у меня даже маленькая есть эта самая фотография, вот. А это самое, а Достоевский не пошел. А Кони пошел. Я застал все это дело, и я не знал, что это самое, где директор был, начальник этой колонии. Ну дом стоял и стоял. Ну стоит дом, хрен его знает, это уж потом мне сказали, что это такое, почему, как. Понятно? Так вот Щербаков говорил следующее. Что он пришел к кому-то, к другу, и мы, говорит, разговаривали. И вдруг смотрим подымается стена земли в районе Медвежки к небу, просто стеной и ни звука, ничего. Мы вытаращили глаза и вдруг земля – раз под нами, и мы свалились. И только потом пришел звук. А расстояние от Земколонии до Медвежки больше 4-х километров.
(36.35) ДМ: Медвежий стан.
(36.36) Ф: А?
(36.37) ДМ: Медвежка – это Медвежий стан?
(36.38) Ф: Да. у меня прописка была: Медвежий стан, дом 1, дробь, это самое - квартира первая, а жил на территории завода. Было написано: Мед. Стан. Почему? потому что на территории завода нельзя писать. А адрес писал: почтовый ящик 144.
(36.58) ДМ: Так. Теперь такой вопрос.
(36.59) Ф: А? теперь я хочу рассказать про все остальное дальше.
(37.04) ДМ: Давайте.
(37.05) Ф: Вы уж извините меня. Потом зададите мне вопросы. Просто у меня... я просто так, вы мне сказали про это самое... Так вот когда этот самый...
(37.16) ОП: Чуть-чуть назад отодвиньтесь пожалуйста.
(37.18) Ф: Хорошо. Вся прелесть заключается в том, что когда взорвали завод немцы, нужно было срочно боеприпасы делать. И тогда вдоль реки Луппы стали возводить новый завод. И возводили его, как оно называется, - гастарбайтеры. В то время, это сейчас жти самые, как его, - азиаты и прочее, а тогда – китайцы. Их было очень много. И они возводили дома, они и сейчас стоят. На Ржевке, если поедете вдоль этой самой – Лесопарковой, - это мастерские Порохового, этого самого завода. Построили стены – революция, и они остались. И они до 24-го года они стояли просто стены. А когда начали заново все это самое порошить, сделали крыши. Так? Распределили между полигоном и Пороховым заводом, кого куда поселить. Понятно? И стали там заселять. Самое интересное, что эти домики, а у них нет ни подвалов, ничего нет, просто стоят на земле. Они – мастерские. Почему я вам это самое... И их забили людьми, и они жили. Значит, вот Земледельческая колония там тоже была забита людьми. Потому что нужны были... рабочая сила, а селить было негде. И вот рядом, как раз вы сказали, это самое, как его называется, - Париж и почему его назвали Париж. Потому что сделали вот эти дачные домики фанерные. Так? Там две или три комнаты, сейчас не помню уже, и кухня в эти было. Так? И девок туда молодых без этих, как его, - без отцов, без матерей. Освобожденные районы, там негде жить – их сюда прислали. Вот они здесь работали. А солдаты: девки вот они пожалуйста. Вот вам Париж. Вам этого достаточно?
(39.28) ДМ: Про Париж, да. А вот про...
(39.30) Ф: Теперь дальше...
(39.31) ДМ: ... про зону недостаточно.
(39.33) Ф: Теперь далее. После этого взрыва мы с матерью пришли сюда. А у деда: сам дед, бабка, от той семьи дети, он на полигоне. Мать как ушла оттуда в 41-ом году, больше мы никуда не ходили, потому что ей сказали: никуда не ходи. У тебя, говорят, фамилия другая, поэтому тебя не трогают. И она работала на военном заводе, мы жили там, и работали, и все, что угодно. И никогда не говорил. Когда спрашивали, где отец – пропал без вести. Война. Так? А деда поселили на... в Ковалево. Так? Вот где там стоит этот самый – Цветок жизни, не доходя Цветка жизни, есть дорога. Вот здесь Старое Ковалево, и здесь были дома. Понятно? И там были такие Демидовичи, их тоже поселили, потеснили. И поселили деда со своей семьей. И они жили ... комната наверное метров 16, и там их было как, извините меня, как клопов в щели, напихали. Так? И я туда ходил. Почему? потому что у них было это самое, как его, - огород, и уже осенью у них была картошка. И я иногда ходил. А я жил... был мальчишка маленький, матери я был н... она работала круглые сутки, и я оставался один. Поэтому я к ним ходил, там иногда меня кормили. А так как вот под Цветком жизни, там речка течет Луппа, вот, туда ходили за водой. Понятно? И вот летом, жарко, я разделся, пришел туда, прошу прощения, и вот там есть поворот Луппы. Как раз на этом повороте там можно покупаться, потому что там – глубина. И я там покупался, вылез и лег на этот самый, как его, - на берег. Идут местные ребята. Я маленький, а они между собой разговаривают. Один другому говорит: Ты видел кривую сосну у Приютино? Так? Они меня не знают, я их не знаю, они между собой разговаривают. И один другому говорит, называет фамилию кого-то, что я, говорит, видел там у местного кого-то фотографию. На этой кривой сосне повешено 17 человек. И внизу, говорит, комиссаров сфотографировали. До меня тогда это... Мне было тогда всего лишь 9 лет, шла война. Значит, в моем понимании было, что повесили комиссаров немцы, но какими судьбами они здесь были? Я стал думать, думать там. Когда мне, значит, говорили на работе... в школе то-то, то-то, я говорил, что немцы были вот на Бернгардовке, значит, почти немцы. Да ты, что, говорит, с ума сошел – только пленные могут быть. Нет, вот – комиссары повешены. Понятно? И потом уже спустя какое-то время я уже узнал о том, что, почему повешены комиссары и прочее. дальнейшее я стал уже собирать. Первое. Я наткнулся на друзей отца, которые работали на этой самой - на полигоне. Они мне рассказали за что и почему расстреляли отца. Что там был какой-то Василий Дунай, который был стукач. Как говорится, вот так вот постучи – он все скажет. Понятно? А отец у тебя, говорит, был с языком. Мог все, что угодно, но прямо сказать. Так? А Дунай положил глаза на моей матери и хотел на ней жениться, на матери. Она была очень красивая. А отец ему перешел дорогу. Мать у меня – с 15-го, а отец – с 7-го – 8 лет разница. Мать на него вообще вначале не смотрела никак. Ну вот. И дальше больше я начал искать. Они мне рассказали, что взяли его не одного. Их взяли 16 человек и расстреливали их у Цветка жизни – 11-ая верста. Почему верста? Потому что железная дорога от Невы, вот трамвайная линия, почему она называется Ириновская, потому что первый вокзал находился у самой Невы. Вот я вам здесь специально вот эту штуку включил, чтобы показать, где. Так? А остальная узкоколейная дорога шла до Ириновки. И шла она, прижимаясь, вот сейчас трамвай идет. В 24-ом году построили на Ржевке железнодорожный мост и соединили Ржевку через мост с Пискаревкой. Он был одноколейный мост. Так? А вот этот путь до трамвай... этого самого – до железной дороги, то есть от железной до Невы, отдали трамваю. Вот тогда в 24-25-ом году пустили трамвай. А так как узкоколейная дорога прижималась к полигону и шла вдоль самого забора, она шла... И вот я вам там хотел показать в этом самом, как его называется... Дошла она до этого самого – до Бернгардовки и наверное чуть-чуть подальше, туда за этот самый, как его... А там она уже отделялась к князю Всеволожскому соответственно, и там далее она так и пошла. То здесь вот эту самую дорогу, когда пошел поезд на Финляндский вокзал, ее стали уже делать не под узкоколейную, а под нормальную дорогу. Да? и вот эту узкоколейку сняли. А когда я стал спрашивать у этих самых – у свидетелей, которые были, вот Корнеев и как его звать, у Щербакова, что, чего и как, они мне – и там еще были товарищи, которые рассказывали, как там было что, - они сказали. Значит, Корнеев говорил: я, говорит, пас коз...
Комментариев нет:
Отправить комментарий